Вор
– Потому что её больше нет. – Шор сжал зубы, глубоко вдохнул и выдавил: – Поэтому я здесь. Я рассказал людям об этом, а меня обвинили в ереси и отправили в эль-Тун. Потому что я кричал, что Двуликой больше нет. Я рассказал, как существо, назвавшее себя Мастером, её убило. Поэтому шкатулка принца… Как его там? Севира? Поэтому она была пустой. Никто не положил дар в его шкатулку.
Лика сердцем почувствовала, что он сказал правду. Ужас обрушился на разум песчаной бурей. Шор взял Лику за запястье, посмотрел в глаза и сказал:
– Двуликая мертва.
Глава 24
Шкатулка не могла спасти от неминуемого. Как Севир ни пытался представить иной исход, всё сводилось к одному: отец был в ярости и отчаянии. Все видения оставались похожими друг на друга, события лишь менялись местами.
Отец мог отослать мать неодарённых сыновей, даже несмотря на её положение. Ещё один наследник от «про́клятой» женщины ему был не нужен. Рейне грозило изгнание. Последние годы жизни она могла провести под сенью четвёртой ветви, в храме Двуликой. Севир видел мать старухой в серых одеяниях, без намёка на былую красоту, без жажды жизни. Тусклую, униженную, сдавшуюся.
Была вероятность, что отец просто отправит неугодную жену обратно домой. Но в любом случае он найдёт другую рейну: молодую – чуть старше Севира – дурнушку из старого, но плодовитого рода.
Севир не видел мать в Илассете так же, как не видел там Сирора. Шкатулка однозначно показывала: мальчика отдадут в дом скорби. Годами ребенка будут очищать от скверны с помощью дурманных трав и нечеловеческих наказаний, пока мальчик не превратится в послушного, молчаливого дурака с глазами запуганной собаки. Конец он встретит в чужих стенах, среди безымянных бродяг, старым, дряхлым и одиноким. И до последнего маленький Рори будет показывать окружающим жёлтую шкатулку, которую он сам открыл.
Что будет со старшим принцем Илассета, Севир знал и без шкатулки: его отец не станет отсылать. Пока будет подрастать достойный преемник, третьей ветви потребуется нетронутое личико, которое будут показывать на съездах и приёмах. Но Севир никогда не станет отцом города, нет, нет. Лет через восемь, за время которых принц, конечно же, не проявит себя достойным правителем, его, по решению съезда, отправят командовать задрипанным гарнизоном на границе или на дальних островах Ародана или что-нибудь в этом духе.
Власть принцев была иллюзорной. Они играли в войны и политику, учились на широком поле, пока за их спинами стояли отцы. Севир слишком поздно понял это.
Он стоял у окна. Снег намерзал на стенах замка, да и небо казалось глыбой грязного, спрессованного льда.
Родители ссорились второй день подряд. Кажется, они даже не ложились спать, а всё время спорили до хрипоты. Севир слышал отголоски криков и звон бьющейся посуды. Нетрудно было догадаться: мать злилась из-за того, что отец притащил бесценного. Она считала, что богиня отвернулась от бесценных, поэтому больше не посылала дары в шкатулки, которые они намеревались открыть. Стефан же считал пустые шкатулки сыновей проклятием гадкой крови третьей ароданской рейны.
Севир поставил шкатулку на подоконник. Он сложил её так, чтобы после очередной бури зайти к родителям и показать, что на самом деле его шкатулка и есть дар. Он долго думал, как же доказать её действие и при этом не раскрыть всех возможностей. Севир, хоть и не был до конца уверен в своём влиянии на будущее, чувствовал: он мог подталкивать историю к нужному сюжету. Надо было только до конца разобраться.
«Дайте мне время, и я стану Великим принцем. Предсказателем. Севиром Судьбоносным».
Севир выбрал несколько самых устойчивых вероятностей ближайшего будущего, задумал даже проверить действие шкатулки на практике. Попросить родителей спрятать что-то, загадать…
Шкатулка подпрыгнула на месте, два квадрата поменялись местами. Севир тяжело вздохнул и взял её, чтобы поправить.
Комнату затянуло чернотой. Всё исчезло: небо, шкатулка, да и самого Севира словно не стало.
Нет, не словно.