Сирил обернулся.
– Господи, хоть кто-то пришел, – сказал он, щедро предлагая ей обоих своих сыновей. – Билли, ты спасла мне жизнь.
Билли засмеялась.
– Да, я пришла, Сирил, и я помогу, чем смогу, но я ничего не знаю о детях. Какие они хорошенькие! Сирил, а они все время так кричат?
Новоиспеченный отец немедленно встал на их защиту.
– Кричат? А почему бы им не кричать? – спросил он. – Доктор Браун сказал, что это великолепные мальчишки! К тому же у них наверняка здоровые легкие, – добавил он с усмешкой, доставая из кармана платок и утирая лоб.
У Билли не было возможности продемонстрировать Сирилу, как много – или как мало – она знает о младенцах, потому что в эту самую минуту появилась служанка с няней, и эта молодая женщина уверенно и проворно восстановила в доме мир и порядок.
Сирил, сложив с себя ответственность, посмотрел долгим взглядом на дело рук своих, но в следующую минуту огляделся и сбежал из комнаты. Билли проследила его взгляд и подавила улыбку. На рукописи Сирила на письменном столе лежала бутылочка. На спинке его любимого стула висела пеленка с розовой каймой. На табурете у пианино красовалась корзинка в ленточках и рюшах. Из-за диванной подушки выглядывал мишка, брошенный туда самим Сирилом.
Неудивительно, что Билли улыбалась. Она думала о том, что говорила Мари всего неделю назад: «Ребенок, конечно, будет жить в детской. Я бывала в домах, где детские вещи валялись везде, но здесь такого не будет. Прежде всего, это просто ужасно, но ведь я должна еще и о муже подумать. Разве может Сирил писать музыку в одной комнате с ребенком? Нет! Я буду держать ребенка в детской, и уж точно никогда не пущу его в кабинет».
Первые несколько дней после рождения близнецов Билли пришлось подавить еще очень много улыбок, но некоторые скрыть не вышло, так же как и некоторые смешки.
Билли собиралась отплывать десятого, и начало июля было заполнено в основном сборами, но ничто не могло помешать ей часто, пусть и ненадолго, навещать деверя.
Близнецы оказались сильными, здоровыми мальчиками. Две служанки и две няньки правили дом железной рукой. А Сирил… Сирил каждый день узнавал что-то новое.
– Да, он многое узнал, – сказала Билли как-то тете Ханне. – Например, завтрак ему теперь подается не когда он захочет, а когда служанка сочтет нужным, то есть ровно в восемь часов утра. Он учится пунктуальности. К тому же Сирил впервые в жизни столкнулся с поразительной новостью: в мире есть вещи важнее той музыки, над которой он сейчас работает. Например, купание близнецов, сон близнецов или колики.
Тетя Ханна засмеялась, но не слишком радостно.
– Но, Билли, у них же две няньки и две служанки, Сирилу не приходится… – она замолчала.
– Нет-нет, – улыбнулась Билли, – Сирил ничем таким не занимается, хотя я видела, что няньки иногда суют ему ребенка в руки и велят присмотреть за ним какое-то время. Но Мари нужен покой, а детская прямо у ее спальни. Когда дети плачут, ей становится плохо. А эти двое проказников еще явно между собой договорились: и если один ревет без всякого повода, то второй немедленно присоединяется. Так что няньки обычно хватают первого заревевшего и несут его подальше, а дальше всего от детской находится кабинет Сирила.
– Ты хочешь сказать, что они носят детей в кабинет Сирила?! – тут вознегодовала даже тетя Ханна.
– Да, – улыбнулась Билли, – я думаю, что их гигиенические правила одобряют отсутствие ковров, занавесок и безделушек. В его кабинете теперь своего рода продолжение детской.
– Но… Но Сирил! Как же он к этому относится? – ничего не понимала тетя Ханна. – Разве может Сирил такое вытерпеть? Что он говорит?
Билли снова улыбнулась и подняла бровь.