И это оказалось самым неудачным из всего, что могло случиться, учитывая состояние Алисы Грегори. Крошечные искры подозрения, которые терзали девушку уже несколько дней, мгновенно превратились в пламя уверенности.
Алиса немедленно отметила, что Аркрайт давно не бывал в Приложении. При мысли, что он пришел немедленно после ее неприятного разговора с Билли об их отношениях, она очень испугалась.
Если для Билли кажется естественным связывать их имена, Аркрайт мог где-то услышать о подобном и именно поэтому не показывался так долго – чтобы показать всему миру, что эти слухи беспочвенны. Возможно, он хотел доказать и ей самой, что…
Даже в своих мыслях Алиса не могла заставить себя закончить фразу. Даже подумать о том, что Аркрайт может заподозрить, будто она влюблена в него, было невыносимо. Она с болезненной ясностью осознавала, что в самом деле влюблена, и боялась, что это заметят и другие. Разве не решила так Билли? А значит, не так уж невероятно, чтобы об этом задумывался и сам Аркрайт и решил, что лучше будет не наносить ей визиты так уж часто.
Алиса сердито убеждала себя, что это никак не могло быть правдой, ей известно, что он до сих пор любит Билли, и Аркрайт знает, что Алисе это известно, но все же она боялась, что он действительно мог что-то заподозрить. О чем же еще могло говорить его отсутствие? И вот наконец он появился, и оказалось, что ему неловко в ее присутствии, и ее страхи немедленно превратились в уверенность. Значит, это правда. Он решил, что она влюблена в него, и пытается преподать ей урок. Спасти ее.
Преподать урок! Спасти! Прекрасно! Он еще увидит! И с этого мгновения главной целью Алисы Грегори стало доказать мистеру М. Дж. Аркрайту, что она не нуждается ни в его поучениях, ни в его сочувствии.
– Как вы поживаете? – спросила она, радостно улыбаясь. – Надеюсь, что недурно. Посмотрите, какой отличный день!
– Да-да, я в порядке, спасибо. Хотя бывало и лучше, – улыбнулся Аркрайт, чувствуя себя скованно.
– Простите, – пробормотала она, сосредоточившись на попытках говорить беззаботно и не замечая нелепости своих слов.
– Вы просите прощения за то, что у меня бывали дни получше? – нервно спросил Аркрайт. А потом, не понимая, что говорить, сказал ту единственную вещь, которой говорить не стоило: – Наверное, вы меня совсем забыли, я давненько к вам не заходил.
Алиса, корчась от боли, которую причиняло ей его поведение – ведь она же знала причину его отсутствия! – воспользовалась случаем продемонстрировать безразличие.
– Правда? – весело спросила она. – Право, не знаю, я об этом не думала.
Аркрайт угрюмо нахмурился. Неделю назад он бы весело пожурил ее за такое равнодушие. Теперь же ему не хотелось шутить. Вопрос был слишком серьезен.
– Вы, должно быть, были заняты другими делами, – мрачно предположил он, думая о Калдервелле.
– Да, была, – согласилась она, – всегда лучше иметь себе занятие. Хотя я не хочу сказать, что мне необходима работа, чтобы быть счастливой, – добавила она торопливо, чтобы он не подумал, что ей есть от чего бежать.
– Конечно нет, – пробормотал он, вставая и подходя к пианино, потом спросил, отчаянно пытаясь казаться веселым и естественным: – Сыграете мне что-нибудь новенькое?
Алиса тут же встала.
– Да, у меня есть маленький ноктюрн, который я играла вчера мистеру Калдервеллу.
– Калдервеллу! – Аркрайт напрягся.
– Да, ему не понравилось. Хотелось бы услышать ваше мнение, – улыбнулась она, садясь к пиано.