– Бедняжка, – пожалела его тетя Ханна, которая, избавившись от шляпки и перчаток, немедленно бросилась к младенцу. – Тебя обижают? Иди скорее к своей старой тете, и мы пойдем гулять. Я видела ав-ав! Масенького ав-ав перед самым домом. Пойдем смотреть на ав-ав?
– Тетя Ханна, пожалуйста! – взмолилась Билли, в ужасе воздевая руки. – Вы не могли бы говорить «собака»? Конечно, он пока ничего не понимает, но мы не знаем, когда начнет, и хотим избавить его от этого сюсюканья, если получится. Понимаете, если немного об этом подумать, как глупо требовать от ребенка разумных рассуждений, если он сидит на мысленной диете из «мяу-мяу» и «му-му». Профессор метафизики и идеологии на курсах воспитания детей, говорит, что нет ничего пластичнее и чувствительнее мозга младенца и что мы наполняем их разум жуткими банальностями. Поэтому мы стараемся вести себя поосторожнее. Тетя Ханна, вы же меня совсем не слушаете!
– Конечно нет, Билли, – ответила тетя Ханна кисло и даже с некоторым сарказмом, чего обычно за ней не водилось. – Я уверена, что вовсе не хочу наполнить мозг младенца жуткими банальностями. Прошу прощения за свои следующие слова, – добавила она, когда хныканье перешло в плач. – Может ли быть так, что этот юный джентльмен хочет есть или спать?
– Да, – признала Билли.
– А система научного воспитания не предусматривает таких банальностей, как сон и еда? – мягко спросила тетя Ханна.
– Конечно, предусматривает, – Билли невольно засмеялась, – уже скоро, осталось подождать пару минут.
– Подождать пару минут! – возмутилась тетя Ханна. – Что же, бедный малыш будет плакать, а ты даже не подумаешь перевести часы на крошечную минутку вперед?
– Конечно нет, – решительно ответила молодая мать, – в «Учебнике для матерей» сказано, что всему свое время, в этом и есть ключ к разумному воспитанию. Мы все делаем по часам, с точностью до минуты, – гордо заявила Билли.
Тетя Ханна посмотрела на нее скептически. Алиса Грегори рассмеялась.
– По-моему, тетя Ханна жалеет, что не принесла свои часы, которые идут на полчаса вперед, – весело сказала она, но тетя Ханна не удостоила ее ответом.
– Сколько времени ты его укачиваешь? – спросила она у Билли. – Полагаю, я могу это сделать?
– Господи, тетя Ханна, я его вовсе не укачиваю! – воскликнула Билли.
– И не поешь ему?
– Нет, конечно.
– Но ты это делала до моего отъезда, я хорошо помню.
– Да, было дело, – согласилась Билли, – и это было ужасно, порой каждый из нас, даже дядя Уильям, должен был его укладывать. Но это было до «Эффективного материнства» и «Научного воспитания» и других книг. Я тогда ничего не знала, и мне нравилось его укачивать, так что я так и поступала, хотя нянька говорила, что это вредно, но я ей не верила. Переучить его было очень трудно, но я справилась.
Теперь я просто кладу его в кроватку или в коляску, и он засыпает через какое-то время. Иногда он почти не плачет. Правда, боюсь, сегодня будет.
– Да уж наверное! – почти заорала тетя Ханна, чтобы перекричать Бертрама-младшего, который выражал свое отношение к происходящему более чем красноречиво.
Впрочем, вскоре мир и порядок были восстановлены. Бертрам-младший, уложенный в кроватку, быстро заснул. Тетя Ханна отправилась в комнату Билли отдохнуть, а Билли с Алисой вышли на широкую веранду, откуда виднелись небо и море.
– А теперь расскажите мне о себе, – немедленно скомандовала Билли. – Сто лет ничего о вас не слышала.