Дэйвенпорты

Молодой человек мгновение поколебался, затем встал и помог подняться Руби. Заглянул ей в глаза. А потом поцеловал ее прохладными губами, сначала мягко, потом жестче, глубже. Напряжение, которое сковывало Руби, исчезло, и она привстала на цыпочки, прижалась к Харрисону. Его руки обхватили ее. Девушка ощущала соль своих слез, и сладость Харрисона Бартона, и вкус надежды, которой она не смела поддаться.

* * *

Руби крепко держалась за столбик в примерочной и старалась не выдыхать, пока помощница затягивала на ней корсет. Чтобы пережить примерку этого платья, ей понадобится каждый глоток воздуха. Почему мама внезапно ослабила режим жесткой экономии семейного бюджета, было для Руби загадкой. Она ждала какого-то подвоха. Но поиск ответа на этот вопрос не был для нее самим важным делом сейчас. Всего несколько часов назад мистер Бартон согласился дать ей второй шанс, и девушка не собиралась снова строить отношения на обмане. «Да уж, если я и захочу снова врать, то не скоро».

Стоявшая за занавеской примерочной миссис Тремейн рассказывала – вроде как миссис Дэйвенпорт, но больше самой себе – о грядущем мероприятии в рамках предвыборной кампании мужа, которое Дэйвенпорты собирались проводить в своем особняке. Они пригласили всю чикагскую элиту, а также видных темнокожих политиков со всех городов, от Спрингфилда до Нью-Йорка. Часть слов матери заглушала плотная штора, отделявшая переднюю от более тесной примерочной, в которой портниха как раз набросила на Руби довольно тяжелый шелк.

Они были в мастерской мадам Шери, что рядом с лавкой шляпницы. Никто не знал настоящей фамилии этой портнихи, но она была лучшей мастерицей на этом берегу озера Мичиган. Она, как никто другой, умела подобрать цвет и узор ткани. Как и многих недавно освобожденных рабов, ее не раз отказывались принять на работу на фабрике, так что она стала шить в маленькой квартирке, браться за случайные заказы, пока наконец не начала зарабатывать своим ремеслом. Теперь дамы со всего Иллинойса, Северной Индианы и Южного Висконсина выстраивались в очередь, чтобы заказать платье у темнокожей модистки с исключительно ловкими пальцами. Сейчас она колдовала вокруг Руби, собирала ткань складками, драпировала и подкалывала. Когда модистка решила, что все на месте, она откинула штору, открыв взору Руби сидящих на козетке Оливию, миссис Тремейн и миссис Дэйвенпорт.

Миссис Тремейн ахнула. Прижала ладони к щекам.

Плечи Руби расслабились. Девушка уже примерила с полдюжины платьев. Ступни болели оттого, что она несколько часов простояла на одном месте, а желудок рычал от голода. Возможно, сшитое на заказ уникальное платье порадует мать.

– Пока что это только в общих чертах, – сказала мадам Шери, поправляя ткань, сколотую у Руби на плече. – Что скажете?

– Она просто мечта, – проговорила миссис Тремейн, встала и склонилась к Руби, чтобы услышала только дочь: – Джон не сможет от тебя глаз отвести.

Руби проигнорировала ее слова, вместо этого сосредоточившись на воспоминании об объятиях мистера Бартона, о прикосновениях его ладоней к шее. Ради возможности обнимать его открыто стоило выдержать неприятный разговор с матерью. «Может, сначала сказать папе?»

Руби глянула на Оливию. Лучшая подруга уставилась на нее круглыми глазами, как будто точно знала, куда забрели мысли Руби.

Руби всегда хотела иметь большую семью. Немалую часть детства она провела в окружении детей Дэйвенпортов, но всегда возвращалась к родителям в просторный дом с тихими коридорами. Если бы она вышла замуж за Джона, ее семья увеличилась бы вдвое, и притом дорогие ей люди всегда были бы рядом. До этого дня Руби боялась признаться Оливии, что больше не испытывает к Джону былых чувств, что они с ней никогда не станут сестрами. От парка до модистки подруги ехали в экипаже вместе, Руби наконец рассказала Оливии о своих чувствах, и ее подруга согласилась: Руби должна рассказать все родителям как можно скорее.

– Они будут так рады твоему счастью, – сказала девушка. – Как и я. А мы с тобой всегда будем сестрами.

«Мы всегда будем сестрами». Так Оливия и сказала.

Единственное, что мешало Руби сказать родителям, – это чувство вины оттого, что она их подвела. Девушка глубоко дышала, чтобы успокоиться. Она ведь была уже на шаг ближе к той жизни, которой хотела.

Оливия встала и подошла к подруге:

– Ты выглядишь волшебно, Руби.

Она с искренней улыбкой пощупала ткань, и взгляд ее все говорил без слов.

Руби прищурилась, чтобы дать Оливии знак. Волоски на коже встали дыбом, от накатившего страха проступил пот. В этой комнате слишком много людей. Она не может признаться матери прямо здесь. Хотя, возможно, лучше сделать это сейчас. Ведь мама ни за что не станет устраивать сцену в магазине мадам Шери. Ох, как же хотелось уже покончить с этими недомолвками!

– Чего-то не хватает, – заметила миссис Тремейн. Мать Руби склонила голову набок, прищурилась, сжала губы.

– Ну не знаю, – сказала миссис Дэйвенпорт. – Я согласна с Оливией. Это будет великолепное платье.