Обмануть судьбу

22
18
20
22
24
26
28
30

Кузнечное ремесло Григорию пригодилось. Скопив денег, он купил коня. Потратил все серебро, но не жалел. Игривый жеребец южной крови запал Грише в душу. Вороной да кабаки – вот что грело его сердце. За чаркой вина с добрым собеседником он забывал о своем прошлом. Отступало чувство вины перед Верой, Латифой, перед братом и сестрой, оставшимися где-то в Крыму. До утра.

Скоро он открыл для себя еще одну привлекательную сторону кабака – здесь можно было найти непотребную девку на любой вкус. Рыжие, черные, с золотыми косами, мелкие, дородные, молодые, зрелые… Григорий всегда выискивал темноволосых, юных, с пленительными формами и соглашался на любую цену. Молодой, веселый парень нравился девкам, и порой они соглашались провести с ним лишний часик бесплатно. Гульня, на пару лет старше Григория, прозванная Губошлепкой, не раз кувыркалась с ним в комнатах, расположенных на втором этаже кабака. Григорий рассказывал ей больше, чем следовало бы. Лежа после крепких объятий, когда тело его еще горело от всего того, что вытворяла девка своими руками и языком, он выболтал многое: и про детство, и про плен, и про Веру.

Губошлепка со слезами молила забрать ее, увезти куда подальше.

– Буду я тебе женой хорошей. Не захочешь – просто девкой твоей. Не могу я уже тут, опротивело все.

– Ночные утехи как раз по тебе. В этом деле ты хороша, – шлепнул парень девку по мягкому заду. – А жена с тебя… Курам на смех.

Губошлепка, не попрощавшись, ушла. Григорий собрал котомку, пересчитав монеты, вскочил на коня и уехал из города. Звериное нутро его учуяло беду.

Слыхал он от одного знающего мужичка, пьянчуги, в прошлом дьяка, что кузнецы на Урале, в Сибири ценятся. На тысячи верст и одного толкового мастера не сыскать. Спустя несколько лет Гриша оказался в Соли Камской. Услыхал, что в Еловой деревне есть кузница, а нет мастера, и решил остаться здесь до весны. Переждать морозы – и искать счастье за Камнем.

Нежданная любовь к Аксинье окончила его странствия. Здесь, вдалеке от Белгородчины, он не боялся, что кто-то сможет опознать в крепком кузнеце маленького крепостного из деревни, крымского невольника, басурманина, предавшего веру отцов. Одна отметина могла выдать его с головой – часть кожи, отсеченная со срамного места.

* * *

Не всё Григорий рассказал жене. И половины было достаточно, чтобы исторгнуть ее стон.

– Бедненький ты мой, что ж Бог тебе послал, какие испытания, – плакала она, гладила по темным кудрям, как когда-то болгарка Вера.

Не один месяц потом думала она об услышанном и вспоминала мудрые слова Глафиры. Действительно, не прост Григорий со своим темным прошлым. Страшная бездна таится в его темных глазах, он познал насилие, страсть, плен, он был жертвой и палачом. «Что мне ждать от мужа моего любимого?» – трепетала Аксинья.

4. Тряпичная кукла

Теплой томительной ночью, когда пробудившаяся природа шепчет о лете, когда ночные птицы томно щебечут, когда жизнь расцветает, тихо угасла Глафира. Нашла ее Аксинья через два дня – к своему стыду. На жаре тело знахарки распухло, жирные навозные мухи вокруг вились настойчивым роем. Аксинья еле сдержалась, чтобы не закричать. Зажала рот рукой и побежала за матерью. Закрывая нос тряпками, еле сдерживая тошноту, обмыли Глафиру бабы, а следующим утром похоронили под проливным дождем. Александровский священник ворчал:

– Ведьму отпевать заставляете.

Но посмотрев на суровую гримасу Аксиньиного мужа, спорить не решился. Лишь несколько человек провожали Гречанку в последний путь. Вороновы, Аксинья с мужем, Гермоген, Агаша. Аксинья через пелену горя успела удивиться: староста не погнушался прийти. Агафья, высокая, неловкая, держалась в сторонке и утирала слезы.

– Спасибо тебе, Гришенька, – обнимала мужа усталая и заплаканная Аксинья, расплетая промокшие на кладбище косы. – Что бы я без тебя делала?

– Полно тебе. Вытри слезы.

– Жалко мне Глафиру. Столько лет на свете прожила, добро людям делала, а ушла… Одна… И меня рядом не было…

– Все мы умираем в одиночестве.

Кота Глафиры Аксинья забрала к себе – укутав обвисшее черное тельце в тряпку, она выпустила его в избе, налила молочка и с любопытством смотрела, как присматриваются, принюхиваются друг к другу Уголек и Плут.