На ночь устроились в небольшой деревеньке чуть в стороне от дороги, с рассветом продолжили путь. К обеду темные, лохматые тучи стали закрывать солнце, подул порывистый ветер, бабы кутали детей и костерили переменчивую погоду. К вечеру стал накрапывать дождь, холодный, будто осенний. Мягкокожие, непривычные к босой простоте ноги саднили. Укусы мелких камешков, деревянных щепок, комьев глины превратили Аксиньины подошвы в сплошную кровоточащую ткань. Ирина вслух досадовала:
– Забаловала я, бабоньки. Еле жива уж тащусь.
Остальные молчали, но красноречиво вздыхали, глотали жалобы. На то и благословенный путь в скит, чтобы претерпевать лишения и маету тела во имя просветления духа.
Остроглазая Аксинья разглядела вдалеке дымок – одинокая избушка стояла в стороне от дороги.
– Хранит нас Николай Чудотворец, бабоньки, – перекрестилась молчаливая Клавдия.
Худой, сгорбленный лысый старичок, представившийся Федотычем, добросердечно встретил баб. Посетовал:
– Избушка мала, две лавки, стол да печка. Но вы, бабенки, не бойтесь, под дождем никого не оставим.
Баб с детьми оставили в избе, а остальные устроились кто в клети, кто в маленькой сараюшке, где мычала старая корова и в закутке было навалено душистое свежее сено. Аксинья с Софьей, напившись от души молока с ноздреватым хлебом («Сам, девоньки, стряпаю, как бабка моя померла»), легли на сеновале. Дождь убаюкивающе стучал по крыше, стекал быстрыми струйками. Молодухам было тепло и уютно.
– Софья, а ты почему к Феодосии отправилась?
– Ты на лицо мое посмотри.
– Пятно родимое… Бывает, у кого на руке, на животе, у кого под волосами…Тебе не повезло. Думаешь, скитница исцелит?
– Да уж не знаю. Вдруг… Мне жизни совсем нет.
– Родители?
– И они, и братья. Не любят меня в деревне. Считают, что при рождении черт пометил.
– Дурь какая! Черт другими делами занят.
– Это ты, Аксинья, ведаешь. А деревенские… Мне и родители житья не дают. – Софья всхлипнула.
– Чем ж ты им не угодила? Тихая, смирная.
– Уродка, меченая. Народу в избе много, двое братьев с семьями, родители да я. Замуж давно мне пора.
– Не берут что ль?
– Хорошее приданое бы… взяли. А так… Семья у нас небогатая. То зерно пропадет, то коровы помрут… Вот родители и считают, что я виновата, а сплавить куда, не знают. Обители женской нет рядом, да и не возьмут. В работницы к зажиточным отправить – тоже не нужна. Даже старику бобылю нашему меня сватали – плюется. Говорит, зачем мне образина ваша?