Прижав к себе жену, Григорий стал подминать привычное тело под себя, покачнулся – и оба, потеряв равновесие, повалились к стене. Баня, как искони было принято на Руси, топилась по-черному, стены и потолок покрывал слой сажи, который после каждой топки смахивали… Стоило печку затопить – и все по-прежнему. Аксинья с Григорием вымазались в саже и долго хохотали, глядя друг на друга.
– Ишь, смеется тут, – провел грязной рукой Григорий по лицу жены, оставив черные полосы.
– Ты как чертенок! – озорно засмеялась Аксинья, оставив отметины на груди мужа.
– А ты моя подручная! Скоро будешь такой же черной, как я, – опять прижал к себе жену Григорий.
– Побежали до речки! В бане мы долго отмывать это будем, сколько воды изведем. Спят ведь все, – нежданно предложила Аксинья.
В наспех накинутых рубахах, взявшись за руки, хихикая, как малые дети, они побежали к Усолке. Прохладная вода пахла водорослями, мягко приняла их в свои объятия, ласково качала, как мать в колыбели, смывала все горести и печали. Долго барахтались они в воде, Аксинья громко визжала, когда Григорий внезапно пропадал и, как водяной, тащил ее вглубь, крепко прижимал к себе. Плохо спавшая бабка Матрена ворочалась и пугливо ворчала:
– Кто там в темноте в речке кричит да плещется? Не иначе нечисть игрища устроила.
Той ночью Аксинья долго не могла заснуть, все тело сладко ныло после крепких объятий мужа, он будто решил доказать, что другая ему не надобна. При дрожащем свете непотушенной лучины она смотрела на темные ресницы Григория, чуть подрагивавшие во сне, и трепетала при мысли, что могла она его потерять.
– Ты один у меня есть. Если Бог решил, что не даст мне твое продолжение, так тому и быть, я смиренно выполню его волю.
По старой, еще девической привычке Аксинья часто звала с собой Федора, отправляясь в лес за травами. В этот жаркий летний день она быстро шла по знакомой тропе, обмениваясь ленивым словом с братом. Не задумываясь, добралась до сокровенного местечка на берегу. Не удержалась от искуса, обшарила все заросли – никакого шалаша не обнаружила, даже ветки не были примяты. По дороге сестра с братом болтали о родителях, Аксиньином муже, житье-бытье, и она решилась задать вопрос, мучивший ее не один год:
– Федя, а ты про Марию вспоминаешь?
– Да… Как не вспоминать. – Видно было, что больно ему говорить. Когда сын окреп, снялись с места Матвей с Марией и детьми, уплатили выходное старосте и уехали неизвестно куда. Оно и правильно, в другом краю никто даже полслова не мог бы сказать худого про их семью. Начали все заново. С той поры ни слуху, ни духу от них не было. Как там сын его, жив ли, Федя не знал.
– А ты не думал… Есть девки, с соседних деревень, что с радостью за тебя пойдут. Ты парень видный.
– Нет, не нужны они мне. Я им тем более не нужон… Юродивый…
– Так хоть выяснил бы, сватов бы заслали. Тебе самое время… – Аксинья знала, что родители с сыном даже боятся речь заводить о свадьбе.
– Не нужны мне девки… Пакость… Дурачком все считают меня…
– Для Марии не был дураком. Вам просто не повезло, что мужняя она была… Не Матвей бы…
– Нет, не потому. – Федя не выдержал, открыл сестре обиду, наболевшую гнойным чирьем. – Сказала она, что зря со мной…По глупости… Жалела она…
Ему легко было говорить о наболевшем сестре теперь, когда она замуж вышла, взрослой стала, сама испытала удары судьбы. В ее грустном взгляде он искал исцеления.
– Ты что, Феденька, нарочно она это сказала…
ebooksa