Обмануть судьбу

22
18
20
22
24
26
28
30

И правда, качели уже стремились описать полный круг. Аксинья сжала губы, не хотела она просить жениха о милости. Так и жизнь ее с Микиткой будет, будто качель эта. То вверх, то вниз, и страшно, и тошно, и нет конца-края мучению. А муж будущий знай себе дергает веревку и радуется ее страхам.

Федор увидел, что Аксинья позеленела, подошел к Микитке. Ни слова ни говоря, выдрал веревку из толстых пальцев.

– Ты что ж, родственничек? Забаааваам нашим мешаешь, – протянул издевательски.

Микитка дул на красные пальцы, перетянутые следами от веревки, будто колбаса.

Федор помог сестре спрыгнуть и повел ее на лавку – отдышаться.

– Болван ты, Микитка. Ума никакого нет! Недаром Аксинья… – выговорила Ульяна.

– Что Аксинья?

– Да ничего, много будешь знать – скоро состаришься.

– Ты, приживалка, помалкивай. Только из жалости тебя Вороновы держат. Кому ты, дура, нужна? – И, не дожидаясь ответа, Ерофеев-младший ушел, завидел вдалеке своих приятелей, разряженных и напыщенных, будто тетерева на току.

Аксинья, Ульяна и Федор проводили Микитку облегченными взглядами, Рыжик показала ему вслед язык, черный от ягодных лепешек. Аксинья рассмеялась и ущипнула ее за руку. Они долго еще гуляли по городу. Чувствовали себя чужими среди веселящейся толпы, нарумяненных городских девок, парней с шапками набекрень. Федя кривился: пьяные, шумные, крикливые люди были ему противны. Но перед сестрой и Ульяной позориться не хотелось. Он терпел.

Забавлялись над ужимками ряженых, отведали засахаренных фруктов и калачей, выпили духовитого сбитня, подивились на ручного медведя, которого за веревку водил чернявый мужик. Федор зазевался – и в миг кошелек на поясе его исчез в руках какого-то ловкого малого. Он расстроился почти до слез – не так часто родители давали ему полушку на пустые траты.

– Ты что ж, раззява? Ушами хлопаешь, – выговаривала Ульяна, а Аксинья лишь утешающе похлопала по широкой спине. Что с него взять?

Поплутав по узким улицам, нашли дом Ерофеева и долго стучали в деревянные, обитые железом ворота. Сам дом производил впечатление достатка – с расчетом на то и строился десяток лет назад. Резные наличники, выполненные лучшим в округе мастером, окна с дорогой слюдой лучшего качества, два этажа из первосортного бруса сразу давали понять – купец здесь живет хороший, оборотистый.

Наконец кособокая, горбатая девка отперла ворота и проводила в дом.

– Отдохните немного, гости дорогие. А к столу просим, – ласково пропела Пелагея Ерофеева.

Ульяна упала на лавку, сыто икая после калачей и засахаренных фруктов, в обилии съеденных на ярмарке. Аксинья присела рядом, задумчиво теребя косу.

– Родичи твои денег не жалеют, – похвалила Ульяна городские хоромы. – Заживешь тут как у Христа за пазухой. Добрые они, хорошие люди, к тебе ласковы. Один Микитка подкачал…

– Что Микитка? – незаметно появился на пороге горницы жених Аксиньи. – Ты бы, Ульяна, погуляла, к столу сходила, яств отведала. Надо мне наедине с Аксиньей поболтать.

– Никуда я не пойду, – взъерепенилась Ульяна. – Ишь чего удумал!

– Иди, – попросила Аксинья. Рыжик покосилась на подругу и покинула комнатку.