Ведьмины тропы

22
18
20
22
24
26
28
30

– Скобель! Эй? Встречай гостей!

Лоший непостижимым образом находил дорогу в кромешной тьме, уклоняясь от кустов, что в обилии росли вокруг дома. Степану повезло куда меньше, полы его шубы вечно хватали ветки, он чертыхался и молвил вслух: «Обормот ты, Лоший».

– Эт мы поглядим еще, – отозвался тот беззлобно.

Дом Скобеля напоминал дом бедного крестьянина, коих Степан перевидал немало на родине. Печь топилась по-черному, полати, лавки, стол и поставцы с глиняной посудой. А хозяин избы выглядел чудно´. На тощем скудомясом теле грязная рубаха, бархатные порты, что выглядели нелепо, лапти и короткая, по немецкому обычаю, борода.

– Ты гляди-ка. – Лоший без всяких присловий заставил друга стянуть шубу, развернул шелковый рукав и показал культю.

Степан не сдержался, здоровой шуей двинул Лошего по макушке. Не девица на выданье, смущения и на полгроша нет, да только калечное должно быть в тайне от чужих глаз.

Скобель хмыкнул и махнул рукой: мол, идите за мной.

Неприметная занавесь скрыла ход в клетушку, при виде коей Степан присвистнул, а Лоший издал довольный смешок. Много всего видел старший сын Строганова в Сольвычегодске, где в усадьбе располагались мастерские плотников, тесляров да иных мастеров, в Верхотурье, в той же Москве. Но здесь было от чего прийти в изумление.

Клеть по размеру не превышала истобку[47], но Скобель наколотил березовых плашек на стену и собрал на них богатство. Топоры, тесла, скобели, тесала, напарья, иные плотницкие приспособы, коих Степан не знал. А на трех иных стенах расставлены да развешены хитроумные потешки.

Степан взял одну из них, зашевелился волк, заклацал деревянной пастью, завилял хвостом. Смелый муж, вздрогнув, поставил его обратно, а Лоший принялся рассказывать, как увидел на ярмарке чудные вещицы да накупил даров братьям-сестрам. А после переселил Ивана Скобеля из Богородского села в столицу, помог с обустройством и заказывал чудные вещицы, чтобы изумить друзей да нужных людишек.

Лоший придумал новое дело для мастера. Степан послал его на известные три буквы, вышел из хлипкой избы, осторожно прикрыв скрипучую дверь, – она и так держалась на честном слове. А потом отдышался, прогнал гнев и вернулся – купить потешку для младшей дочери.

5. Оправдание

Нютка старательно скрипела пером. Пятнистая кошка, устроившись на мягком налавочнике, подозрительно щурила на нее желтые глаза. Дурно очиненное перо царапало иноземную бумагу, что она стащила в покоях отца. Чернила изляпали написанное, но препятствия лишь разжигали ее.

Мать ловко справлялась с этим делом, буквицы у нее выходили округлыми, ровными, а Нюткины – словно косая изгородь. Кошка зевнула, показав розовый язык, и ее равнодушие задело Нютку.

– Кыш отсюда! Нечего на лавке сидеть. Кыш, Пятнашка!

Кошка повела усами и прикрыла глаза, точно не поняла хозяйкиных слов. Никто не относится к Сусанне всерьез, не слушает, не…

– Пошла прочь! – закричала не своим голосом, бросила в кошку веретенце, что давно пылилось в уголке стола.

– Фр-р-р, – возмущенно ответила кошка и спрыгнула с лавки.

– Чтоб тебя!

Пока Нютка шугала полосатую негодницу, с кончика пера стекла огромная капля и затопила все, писанное с таким трудом. Остались лишь словечки «батюшка», «наветы» да «молю».