– Бабка, гляди, какие дары жених прислал мне! – Перпетуя гладила венец, любовалась золотыми нитями, искусными узорами из жемчуга да яхонтов, низками, длинными, чуть не до самой груди. Утром прислали ей целый сундук с украшеньями и диковинами. – Как у царевой невесты! А жемчуга, сказывал, строгановские, под Сольнегодском[49] выловленные.
– Ить, придумала! – всплеснула руками бабка. – Да какой ж с него царь-государь? Забыла, что ль, Туюшка? Выродок, незаконный сын.
– Ты говори, да не заговаривайся. Место свое помни! – Перпетуя занесла руку, точно ударить решила старуху, что вырастила ее, выкормила. – Поди отсюда!
Бабка, кряхтя, встала, да без всяких слов пошла вон из горницы. Перпетуя чуть не вскрикнула: «Постой!», чуть не бросилась обнимать, тормошить. Вскочила уже, бросила венец на лавку… Да вспомнила, что скоро ей вести дом, слугами распоряжаться. Взрослой пора стать.
А бабка… Что ж, пусть знает свое место!
Перпетуя диву давалась: как быстро изменилось в ней все, от походки до грез ночных. Раньше бегала она, точно девчонка, и не думала, что ступать надобно как лебедушка. Раньше замуж идти боялась, а теперь и Боженьке молится о том. Раньше во снах оленят да павлинов хвостатых видала, а теперь все глаза синие-распрекрасные.
– Буду славной тебе женой, Степан Максимович, не погляжу на прошлое твое темное, на слова людские недобрые. Ах ты по сердцу, даже мочи нет…
О том думала и бросала украдкой взгляды на жениха, притаившись за перегородкой в трапезной. Подмечала всякий раз новое: и светлую волну волос, и по-басурмански бритое лицо, и родинку над губой, и крепкую шею, и длинные ноги. Бросало ее в жар, и долго не могла она выйти из морока.
– Доченька, как тебе подарки Степановы? Потешили душеньку? – Батюшка зашел в горницу по привычке проведать любимицу.
– Гляди, батюшка!
Перпетуя стащила простенькую ленту с волос и водрузила венец, словно корону царскую. Взяла в руки зеркало, оправленное в заморскую кость, – из того же сундука с дарами.
– Хороша?
Батюшка кивнул, но в глазах его светлых увидала Перпетуя глубокую грусть, словно знал о ней что-то страшное.
– Тебе не по нраву? – Перпетуя резко стянула венец, враз он ей опостылел.
Нить с жемчужинами от неосторожного ее движения порвалась, они с отцом глядели на рассыпавшиеся бусины. А потом Перпетуя обняла отца да вспомнила про крыжовник и птиц в большой клетке.
– Не по Сеньке шапка, да по Ереме колпак, – часто шутил Потеха, мудрый мужичок.
Кто бы спорил…
Сейчас Степан, еле сдерживаясь, чтобы не оправить порты – кажись, гадский шнур развязался, – стоял в расписной Грановитой палате, точно мальчонка пред суровым отцом.
Да, именитый человек Максим Яковлевич Строганов был здесь своим. В былые годы он часто приезжал в Москву. Придя в благое настроение, он любил рассказывать, как перевязывал раны самому Борису Годунову, как шутил с ближними боярами и давал деньги в оскудевшую казну государеву.
Только на вымеска именитость отцова не растеклась, застыла в паре шагов.
ebooksa