Психанув, бью кулаком по двери. Слышу:
— Никого постороннего не пускать к Титову! — голос Ирины из-за дверей. Видимо, дает наказ медсестрам. Зашибись!
Припадаю к стене, задрав голову вверх. И не подумаю уходить!
Слышу шаги на лестнице и голос отца:
— Юль, а ты чего здесь?
— Там мама Богдана заправляет балом. Выгнала меня и даже не подпустила к нему, — шмыгаю носом. Но не реву. Я сильная. И с этим справлюсь!
— Вот это новость. Сейчас решим, — берется за ручку.
— Пап, она пригрозила охраной! — торможу его.
— Сейчас разберемся, — кивает мне и дергает дверь на себя.
Я, зябко передернув плечами, торопливо ныряю в коридор за ним следом.
Папа слишком интеллигентный, чтобы закатывать медицинскому персоналу истерики и яростно качать права на пустом месте. Вообще, сколько себя помню, по пальцам можно пересчитать моменты, когда он реально повышал голос. На меня, на маму, или на подчиненных — неважно. Громкие слова — не его стиль.
Степан Аркадьевич Данилов прекрасно умеет давить: взглядом, тоном и харизмой. Как бы странно это не звучало. Иногда одна его взлетевшая бровь действует покруче любого самого прочного кляпа. Уж я-то знаю!
Без оров на все отделение, благих матов и лишних эмоций, па добивается встречи с заведующим и матерью Богдана. Вызывает их на разговор и кроет такими аргументами в пользу своей правоты, что у меня бессовестно прорывается улыбка. Матери Дана просто нечем ему ответить! Чем дальше, тем больше ее это злит и раздражает. Женщина упрямо пытается вывести моего отца на эмоции. Без толку. На каждый ее грубый выпад папа отвечает сдержанно и сухо.
Я стою в стороне, на приличном расстоянии от троицы и стараюсь слиться с белыми стенами. Только бы лишний раз не отсвечивать перед взбешенной матерью Титова. Саму же аж подбрасывает от нетерпения. Дверь в палату Дана в пяти шагах от меня.
Воровато оглядываюсь. Заламывая руки, Ирина Григорьевна стоит ко мне в пол-оборота. И если изначально она, как коршун за мышкой, следила за мной, то сейчас все ее внимание переключилось на мужчин. Сурков, под напором папиной правоты, тоже начинает сдаваться.
Юридически Ирина Григорьевна не имеет никакого права решать за сына. Это понимаю даже девятнадцатилетняя я. И все же, может, стоит подождать официального разрешения? Буду хорошей девочкой. Плюс-минус пару минут роли не сыграют. Верно?
Сцепив ладони в кулаки прохожусь вдоль стены. Туда. Обратно.
Нет! Сыграют! Судя по накалу эмоций, мама Дана может спорить до бесконечности. Чем дальше, тем громче голос женщины разносится по коридорам. Я же, если немедленно не увижу Титова, чокнусь!
В очередной раз, когда Ирина Григорьевна Титова выкрикивает что-то вроде:
— Он мой сын, и решения принимать буду я!