Спустя пару минут они снова на кровати, она снова голая, снова под ним. Они наперегонки сражаются с его одеждой. Чтобы опять почувствовать друг друга, подарить наслаждение и улететь вместе. И это чудо снова происходит с ними, свет дня ему не помеха.
– Ну и что мне делать?
– Не знаю. – Он улыбается виновато. – Я могу попробовать… у меня есть нитка с иголкой. Хотя бы так, чтобы не видно было…
– Давай-давай, – Надя плотнее кутается в одеяло. – Сам порвал – сам и зашивай. В следующий раз думать будешь, как на девушке платье рвать, – и мстительно добавила: – Дорогое, итальянское.
– Надь, ну я же извинился… И не только за платье… Прости…
– Вик, где твое чувство юмора? – Его даже дразнить неинтересно, до сих пор терзается чувством вины – только повод ему дай.
Он сидит на полу, согнув ноги по-турецки, и действительно зашивает ее платье! Судя по тому, как у него это выходит – с иголкой обращаться умеет, хотя бы минимально. В отличие от Нади. Он низко наклонился над шитьем, лица не видно, только светлая кудрявая макушка. А ей хочется сбросить это чертово одеяло и устроиться на полу рядом с ним, и руки запустить туда, в это кудрявое шелковое безобразие. Приворожил он ее, что ли?
– Ну, чисто молодой Жан-Поль Готье за работой!
– А? – Он поднимает на нее недоуменные глаза. – Кто? Какой Поль?
– Жан-Поль Готье. Известный французский кутюрье. Почему-то такая ассоциация, – Надя улыбается. – Странно, правда? Если женщина с иголкой – так это просто домохозяйка мужу носки штопает. А если мужчина с иголкой – так сразу мысли о высокой моде.
– Не надо таких мыслей. Они там все педики.
– Баженов, ты гомофоб! – Она улыбнулась.
Он каким-то странным, но уверенным движением перекусывает нитку, но ей это кажется безумно сексуальным. Точно, приворожил! Она сидит и млеет от того, как парень платье зашивает.
– Может, и так, – соглашается он. Протягивает ей платье. – Держи. Как смог. Широко лучше все-таки не шагать.
– Выйди. – Она качнула головой в сторону двери. – Я буду одеваться.
– Что? – Он удивился весьма натурально. – Выйти?
– Да. – Она задирает нос. – Выйди и дверь закрой. Я буду одеваться. Не при тебе же!
– А что, там… – многозначительный взгляд в сторону одеяла, в которое она продолжает кутаться, – есть что-то, чего я не видел?
Надя гордо выпрямляется, едва не потеряв одеяло и сведя этим на нет все свои попытки поставить обнаглевшего Вика на место. Глазами сверкнула, Вик лишь хмыкнул.
– Виктор Олегович, не забывайтесь! Пойдите вон! Из королевской опочивальни!