—
— Дайте ему воды!
— Пьяный!
— Лучше кофе. Настоящего!
—
—
— Что же вы не поможете своему знакомому?!
— Сочли за приятеля, — поморщившись, говорит собеседникам Парамонов. И снова поморщившись, заказывает для бедняги, которого уже подняли и усадили снова за их столик, порцию рагу.
Пришедший в себя Сатин жадно ест, хлебом выбирая подливку, которой теперь старательно маскируют отсутствие вкуса подаваемых на приличном мейсенском фарфоре блюд.
Писатель ест. Молодые супруги Саввины неловко молчат. Парамонов отворачивается, чтобы не видеть этот этюд человеческой натуры, которая побеждает и гордость, и воспитание, и приличия.
Поднимается, чтобы уйти, забыв про заинтересовавший его было разговор о гаражах, но облагодетельствованный писатель, не успев долизать хлебом подливку, снова хватает его за рукав:
— Есть у меня сокровище! Никто здесь цены ему не знает и знать не может! Из драгоценностей вдовствующей императрицы.
Раскрывает зажатую ладонь, на которой лежит старинное кольцо с крупным прозрачным камнем.
— Если б не бедственное положение жены и дочери, ни за что не продал бы! Но… За бесценок в Ялте уже при последних красных было куплено.
— У кого куплено? — неожиданно резко задает вопрос небритый юноша Иннокентий. Не спрашивая разрешения, берет с ладони Сатина кольцо, подносит ближе к глазам и еще более настойчиво повторяет вопрос: — Куплено у кого?
— Императрица Мария Фёдоровна подарила княгине Истоминой Софье Георгиевне.
Но Иннокентий, не желая вдаваться в историю кольца, настойчиво требует у Сатина ответа:
— Так куплено у кого, когда и где?
Даже Марианна смотрит на мужа с некоторым изумлением, видно, что такая резкость юноше не присуща.
— За полмешка картошки и башмаки для девочек там же в Крыму, у дочери Истоминой Анны Львовны куплено. Не деникинские же бумажки и не красные червонцы через все границы было везти!