Кадетские лидеры чуть менее выразительно качают головами — нет, нет и нет!
Простых отказов пошатывающийся писатель не понимает. Гессен не выдерживает и тоже машет руками в сторону выхода, прогоняя писателя — здесь важное дело кадетского применения намечается, а вы, батенька, со своими безделицами!
Сатин не отстает. Всё тычет и тычет старинным кольцом с прозрачным желтым камнем в лица почтенных кадетов.
Владимир Дмитриевич Набоков, чье материальное положение пошатнулось не так безвозвратно, как у прочих эмигрантов, не выдерживает, лезет в карман за бумажником.
— Легче, голубчик, купить! Иначе не отстанете!
От звуков набоковского голоса Саввин вздрагивает — словно в немой фильме прорезался звук.
Владимир Дмитриевич, решительно отмахнувшись от Сатинских просьб «прибавить на растущий шлюссельцаль», протягивает бедняге несколько купюр, почти брезгливо принимает из дрожащих писательских рук кольцо, не глядя, кладет его во внутренний карман пиджака.
— Моей Елене Ивановне, может, и понравится! — говорит Набоков и продолжает разговор с Гессеном.
Не успевает Иннокентий вернуться к разговору с Парамоновым и продолжить свой рассказ о возможностях, скрытых в создании новых гаражей, как раздается грохот.
Писатель Сатин, получивший от Набокова деньги за кольцо и собравшийся было заказать себе что-то съестное, останавливается около барной стойки. И снова падает навзничь. Но в отличие от первого раза не шевелится.
—
Пульс не прощупывается. Писатель на глазах синеет.
—
— Если это яд, то в чем он был? И зачем такого никчемного человека убивать? — то ли пристает к мужу с вопросами, то ли вслух рассуждает Марианна, когда уже, выйдя из кафе, они идут по направлению к своему дешевому пансиону.
— Он мог по ошибке чужой яд принять, — отвечает молодой мужчина, представившийся Парамонову Иннокентием. — Убить хотели не его.
— Тогда кого?
— Версий может быть три, — как всегда рационально рассуждает муж. — Первая и наиболее правдоподобная — политические конкуренты хотят устранить Милюкова, подсыпали яд в еду, а Сатин, как и у нас за столом, с чужой тарелки что-то съел. Вторая — убить хотели Парамонова. Здесь и дела по наследству могут присутствовать, и другие коммерческие интересы. Сатин и с его тарелки без спросу ел. Пойдем по Момзенштрассе, будет быстрее, ветер промозглый.
— А третья? Третья версия? — не дает уйти от темы юная супруга, следуя за мужем в сторону улицы Момзен.
— Третья — убить хотели меня. След еще из Севастополя может тянуться.
— Думаешь, Константиниди или его «бульдоги» и здесь тебя настигли?