Следующий год в Гаване

22
18
20
22
24
26
28
30

Луис стоит, прислонившись к столу и скрестив руки на груди. Он смотрит на меня задумчивым взглядом.

– Ты хочешь послушать лекцию по истории?

– Разве я не за этим пришла?

Лекция кажется мне самым безопасным решением. С самого моего приезда я чувствую, что притяжение между нами растет, но я скоро уезжаю, и мне не хочется быть вовлеченной в отношения, у которых нет будущего, как бы сильно меня к нему ни тянуло. И, несмотря на это, я сегодня здесь.

– Так вот зачем ты пришла? – мягко произносит Луис. Он качает головой в ответ на мое молчание. В его голосе я слышу улыбку, которую он пытается спрятать, склонив голову. – Наш университет – один из первых в Америке. Он был основан в начале восемнадцатого века и первоначально располагался в Старой Гаване. В это здание он переехал в начале двадцатого века. Батиста закрыл университет в пятьдесят шестом году, потому что боялся радикальных идей, исходящих отсюда. Когда Фидель вновь открыл его, университет подвергся реформам и был переориентирован с тем, чтобы полностью соответствовать революционной идеологии.

– Кстати, о революционерах. – Я делаю глубокий вдох. – Твоя бабушка связалась с одной женщиной, которая живет в Санта-Кларе. Ее зовут Магда, и она работала в нашей семье. Она была няней у моей бабушки и ее сестер. Возможно, она знает что-то о прошлом бабушки. Ты мог бы отвезти меня в Санта-Клару? Она согласилась со мной встретиться. Если я слишком много прошу – скажи, я все пойму и возьму напрокат машину или как-то иначе туда доеду.

Выражение его лица меня настораживает.

– Мне совсем не трудно самой туда доехать. Я понимаю, что это далеко.

– Дело не в расстоянии. – Луис на мгновение замолкает. – Ты должна быть осторожна, Марисоль.

– Ты считаешь, что навестить ее слишком опасно?

Беспокойство моих двоюродных бабушек возвращается ко мне, я вспоминаю то, о чем меня предупреждал Луис и о чем я читала в рассылке от Госдепартамента. Неужели они правы? Может быть, я недооцениваю политическую реальность на Кубе? Неужели я создаю проблемы для него, для Анны? Не навлеку ли я беду, переступив порог дома Магды?

– Не знаю, – отвечает Луис. – С одной стороны, ты просто навещаешь старого друга семьи. Конечно, если этот человек представляет особый интерес для режима, то может быть опасна даже простая попытка найти его. В этом-то и проблема. Иногда ты знаешь, что своими действиями привлекаешь внимание властей, но иногда даже не догадываешься, что власти могут воспринимать твои действия как угрозу, пока не становится слишком поздно.

– Я не хочу, чтобы у вас из-за меня были неприятности.

– У меня такое ощущение, что, если я отвезу тебя к бывшей няне твоей бабушки, это будет наименьшей моей проблемой, – комментирует он. – Я больше беспокоюсь о тебе. Ты рискуешь так же, как и любой из нас. Здесь твое американское гражданство тебе не поможет и тебя не защитит. Режим не слишком благосклонно относится к журналистам.

– Даже к тем, кто пишет о том, как правильно обустроить гардероб? – спрашиваю я, с трудом сдерживая раздражение.

– У тебя есть голос и точка зрения. Этого достаточно, чтобы они насторожились.

Он потирает свою щеку в том месте, где красуется синяк.

– Насколько это важно для тебя?

– Я не хочу, чтобы из-за меня кто-нибудь пострадал, и я не хочу, чтобы меня упрятали в какую-нибудь местную тюрьму. Но для меня это очень важно.

Луис вздыхает.