Альгидрас уставился в одну точку. Мне было странно слышать, что он вот так, практически, рассуждает о легенде, будто в ней и вправду присутствуют вполне физические нити, но я решила, что он знает, о чем говорит. В конце концов, он вырос в этом мире с его сказаниями.
– А прядущие могут менять судьбы друг друга? – на всякий случай спросила я.
Альгидрас пожал плечами и, рассеянно глядя на дверь, спросил:
– Где ты слышала о Каменной Деве?
– Я не знаю. Возможно, мне Улеб про это пел или рассказывал.
– Не слышал ничего похожего.
– А как ты мог слышать, если…
– А где я, по-твоему, был?
Я в ужасе охнула:
– Ты же меня из воды вытащил. Ты меня спас! Не Радим, не кто-то из воинов – ты!
Это озарение отозвалось странной дрожью внутри. Я зябко обхватила себя за плечи. Мысль о потустороннем присутствии где-то рядом снова мелькнула в мозгу.
– Не отвлекай от легенды, – досадливо сморщился Альгидрас, потом посмотрел на мое недовольное лицо и пояснил: – Не знаю я! Говорю же: никогда про такое не слышал. Расскажи, как ты поняла, что Радима ранят.
– Как вы меня нашли в море? – прищурилась я.
Альгидрас отвел взгляд и посмотрел на столешницу.
– Как?! – повысила я голос.
– Не шуми! Ты сразу на Всемилу похожа: вообще говорить с тобой не хочется, – буднично отозвался Альгидрас и, покосившись на меня, нехотя добавил: – Я не знаю. Мы знали, что нужно идти туда.
– Кто «вы»? Радим? Кормчий ваш? Улеб? Кто?
Альгидрас шумно выдохнул и признался:
– Я.
Некоторое время мы молчали, потому что после этого признания сказать было просто нечего. Я могла бы вновь повторить, что спас меня именно он. И даже не один раз. Но что бы это изменило? Мы оба понимали, что зашли в тупик.