Я потерла локоть и подумала, что прямо сейчас мне очень хочется провалиться сквозь землю от смущения, потому что от прорвавшегося в его голосе восхищения мне стало жарко.
– Я просто не могла позволить ему убить тебя, – пробормотала я и вернулась к теме беседы: – Ты сын старосты, и?
– У хванов младшего сына старосты отдавали в учение. Нужно было хранить и передавать знания.
– Да, я помню: ты рассказывал воинам. Оттого ты так много знаешь?
Он медленно кивнул и снова улыбнулся. И опять в его взгляде появилось что-то, чего не было раньше. Словно воспоминания о доме отвлекли его от всех ужасов, которые свалились на нас в последние дни.
– Ты еще побудешь здесь?
– Во дворе. Пока не придет Добронега.
– Я вернусь сейчас. Ты только не уходи.
Я метнулась в комнату, задержавшись, чтобы скинуть уличную обувь. Ноги защипало под потревоженными этим движением повязками. Ох, хлебну я горя с ними завтра. Но сейчас все это было неважно. В покоях Всемилы я схватила деревянную голову лошади, кинжал и свиток. Свиток и кинжал засунула в сумку, а голова лошади не влезла, потому что сумка, с которой я ходила на торги, промокла и теперь сушилась у печи, а другая, попавшаяся под руку, была гораздо меньше.
Я глубоко вздохнула, набираясь храбрости, переобулась и шагнула на крыльцо. Альгидрас не обманул. Признаться, я боялась, что он может сбежать. Но он был здесь. Сидел на перилах и критически рассматривал свои сапоги.
Я кашлянула, привлекая его внимание. Он поднял голову да так и застыл, увидев мою ношу.
– Это тебе, – протянула я голову лошади, не дожидаясь того, что он скажет.
Он оперся руками о перила, чтобы спрыгнуть, но я поспешно подошла к нему и положила лошадиную голову ему на колени. Та скользнула вниз, и Альгидрас ее подхватил, рассматривая так, будто видел впервые.
– Ты купила ее? – он покачал головой так, будто не верил в то, что это происходит на самом деле.
Я кивнула, и мне вдруг отчего-то захотелось расплакаться. Я успела сто раз вообразить себе, как буду передавать ему подарки, но реальность превзошла все домыслы. Я думала, что он обрадуется, но Альгидрас выглядел сейчас таким растерянным и юным, что на него неловко было смотреть.
Он положил голову лошади на колени и стал скользить пальцами по резной гриве, как тогда на базаре.
– Купец сказал, что она была на доме, который стоял в стороне от остальных, – проговорила я, чтобы как-то заполнить молчание.
Он улыбнулся, не поднимая головы, и тихо произнес:
– Я знаю.
– Да. Точно. Конечно же, знаешь, – я неловко усмехнулась, снова желая провалиться сквозь землю.