Все, что я хотела сказать

К счастью, я уже нанесла лосьон, увлажняющий крем для лица и дезодорант. Надеваю одежду, в которой собралась сегодня пойти: любимые светлые джинсы с завышенной талией и подходящий черный джемпер с высоким горлом. Он немного укороченный, и я рассматриваю себя в зеркало, поворачиваясь в разные стороны, в надежде, что не выгляжу слишком неприлично.

Подумаешь, оголила немного кожи. Зато сиськи не вываливаются.

Хотя не скажешь, что Уит их никогда не видел…

Неуклюже сунув ноги в старые ботинки Doc Martens, я беру телефон, спешно выбегаю из комнаты и мчусь по бесконечному коридору. Сбавляю шаг, когда вижу Сильви, которая, как и обещала, ждет меня на лестнице. Она улыбается и будто вся трепещет, жестом велев мне поторопиться.

– Идем, – говорит она, берет меня за руку и ведет в свою комнату.

А выглядит она еще роскошнее, чем моя комната, что, конечно, неудивительно. Стены бледно-розового цвета, как и постельное белье на роскошной белой кровати принцессы. Вся комната изящная, женственная и неземная, как и сама Сильви.

– Мне нравится твоя комната, – говорю я, осматриваясь и громко стуча ботинками по не застланному полу, прежде чем ступаю на толстый ковер. Будь здесь мама, то отругала бы меня за то, что всюду топчусь. Она терпеть не может мои ботинки. Наверное, отчасти именно поэтому я ношу их при любой возможности.

– Спасибо. Давай накрасим тебя в ванной. Там лучше освещение, – говорит Сильви.

Я иду за ней в огромную ванную, и она сажает меня за встроенный туалетный столик, на котором лежат все мыслимые и немыслимые приспособления для волос. Фен, пара выпрямителей и по меньшей мере три плойки разного диаметра. Не теряя времени, Сильви берется за дело, сушит мои волосы, и через двадцать минут они становятся гладкими, прямыми и блестят в ярком свете ламп.

– Почему ты никогда не ходишь с распущенными волосами? – спрашивает она, выключив фен и положив его на столик.

– Не знаю, – говорю я, недовольная тем, что в голосе слышится оправдание. – Они всегда мешают.

Сильви проводит пальцами по моим волосам, ловя мой взгляд в зеркале.

– Какие красивые! Тебе стоит их показывать. Раз нам приходится носить эту дурацкую форму, то хотя бы подчеркни свои лучшие черты!

Я молча размышляю над ее словами, когда она начинает завивать мои волосы. Мама всегда придирается к моей внешности. К тому, как невзрачно я выгляжу без макияжа, а еще говорит то же, что сейчас сказала Сильви: мне нужно подчеркивать свои лучшие черты. Придирается, что собранными в хвост мои волосы выглядят тускло – и почему я не хочу сходить с ней на выпрямление? Мама хочет, чтобы я была женственной и красивой, как она сама. Моя мать красивая женщина. Внешне я очень на нее похожа.

Неповиновение, отказ в ее просьбах – для меня это своего рода проявление проблем с контролем. Я не хочу, чтобы окружающие тянулись ко мне из-за моей внешности. Я хочу, чтобы они видели что-то еще. Нечто большее. У меня есть не только хорошенькое личико, большая грудь и длинные ноги.

Я думаю о Уите. Неужели его ослепила моя внешность? В школе я выгляжу непримечательно. Не делаю макияж, волосы собираю в хвост. Не подворачиваю пояс юбки, чтобы выставить ноги напоказ (за исключением единственного случая, когда мне отчаянно хотелось привлечь его внимание). В остальном я выгляжу настолько неброско, насколько это возможно.

Но он множество раз видел меня голой. Знает, что скрывается под школьной формой. Видел меня и в том ужасном костюме в Хэллоуин. В ту ночь он едва взглянул на меня. Почему-то его разозлил мой внешний вид. Мое появление в костюме сексуального дьявола произвело противоположный эффект, а не тот, на который я изначально рассчитывала.

Уит приводит меня в замешательство. Я уже не знаю, чего он хочет. А вообще, это неправда. Я знаю, чего он не хочет.

Меня.

Сильви завивает мои волосы легкими волнами. Делает макияж, приблизившись прямо к моему лицу. Она не сводит с меня глаз, и мне хочется поежиться под ее оценивающим взглядом, а когда делаю это, она возмущается, что ей придется заново наносить подводку.