Крах Атласа

– Нет, – сказала она, вскакивая на ноги и впиваясь ногтями в руку полицейского. Она слепо царапалась, забыв об оружии. – Нет, ты ее не тронешь…

Ударом локтя ей сломали нос. Рэйна прикусила язык, ощутив привкус крови, и бессильно скорчилась на земле.

Каллум

Это был не зал суда – их первая ошибка. Белокурая женщина, которую допрашивали в университетском кабинете, больше напоминала бюст на пьедестале, нежели преступника под следствием. Само собой, мнения Каллума не спрашивали, но даже он смог бы предупредить, что его сестра прибудет сиятельной и чистой, не слишком самодовольной, не слишком виноватой. Определенно, ожидали кого-то другого и теперь видели свой промах – эта женщина, по-ангельски сияющая в теплом свете приглушенных огней, излучала неповторимую, врожденную, неприкосновенную божественность перед лицом группы лысеющих неулыбчивых мужчин. Будто ее вот-вот затравят! Каллум уже знал, что никакие титры к репортажам с процесса не изгладят впечатления, будто Селин Нова – жертва безоружной и сумасбродной охоты на ведьм. А подлинные ее грехи или грехи отца уже не имели значения.

Как и грехи сына, что куда важнее.

Каллум на своем месте закинул ногу на ногу, понимая, что его присутствие на этом балагане вовсе не обязательно. Сестра была вполне способна справиться, а в тот момент, когда она безучастно, подчеркнуто делая вид, будто не узнает его, оглянулась, Каллум ощутил волну знакомой усталости, с которой она к нему всегда относилась. Чувство собственности, хозяйской ответственности, словно к больному питомцу. Ой-ой, бедняжечке негде жить, и так далее, однако оно не заглушало всего отвращения. Не равнялось любви.

Беда в том, что Селин не была плохим человеком, а вернее, совсем уж пропащим. Возможно, Форум готовился к схватке с отцом Каллума, который и рта раскрыть не успеет, а уже всем покажется виновным: он ведь расист, классист, ханжа, продукт забытой эры. Селин не такая; как старший партнер она была довольно осторожной и могла должным образом защитить разнообразные рабочие методы, за которые конгломерат «Нова» и решили прижать. Нечто неизмеримое вроде влияния никто не докажет. Оно эфемерно и тем хорошо, верно же? Никто не докажет, что правительственных чиновников убедили, результаты аудитов подделали или что кто-то из семьи Нова вообще не любит Каллума. Легкий зуд в уголке сознания и чувство, будто никакой логикой не объяснить подобного исхода дела, – не в счет.

Кое-что приходится принимать за чистую монету: «Я не отвечаю за политическую вовлеченность своего брата, могу сказать лишь то, что они никак не связаны с делами корпорации». Лучшие аргументы – самые простые, особенно если это даже не ложь.

«Где сейчас мой брат? – Для Селин было невероятным подвигом не обернуться на присяжных, хотя именно к таким представлениям ее готовили с рождения. – Хотелось бы знать. Но что касается наших методов, то смею вас заверить, мы всегда поддерживали самые жесткие стандарты».

Всего десять минут, а Каллум уже полностью убедился, что его присутствие здесь совершенно не нужно. Кстати, если так подумать, то к ошибкам Форума причастна, скорее, Селин, а не сама организация. Кто назначил это место, подобрал членов экспертного комитета и не забыл пригласить прессу?

С другой стороны, магическое влияние – лишь один из способов ведения дел. Чаще хватает просто денег. Или, как сказала бы сама Селин: «Наш успех говорит за себя».

Это была своего рода правда. Итак, конгломерат «Нова» оказался намного успешнее соперников. Всегда ли богатство – спутник коррупции? Да, само собой. Само собой, – мысленно хмыкнув, подумал Каллум, – выгоду приносит эксплуатация чужого труда (что почти все считают гениальным). И таким образом, как бы сладко Селин ни пела и как бы убедительно ни давала ложных обещаний, некоторые из наблюдателей неизбежно покинут этот цирк, доведенный до абсурда, ведь очевидно же: порядочный миллиардер – явление, безусловно, парадоксальное.

Впрочем, как бессчетное количество раз повторял Каллум Рэйне, в этом мире мало знать, что такое плохо. В этом мире украденное знание остается украденным, потому что каждый день люди проходят мимо дармовой мудрости.

С кошачьей грацией он встал и незаметно кивнул сестре. Считать тяжесть в груди расплатой он отказался. Наверное, Селин после процесса станет генеральным директором. Семья даст в каком-то смысле Каллуму остаться крайним, упомянув, наверное, как его вытурили из компании за то, что он, хм, пожалуй, хронически опаздывал или продолбался куда-то на два года.

Он выпал из поля зрения, там ему лучше и оставаться. В каждом поколении олигархии, рядящейся семьей, появляется черная овца. Возьмите любую монархию.

Каллум покинул университетскую библиотеку – и его встретило дыхание жуткой не по сезону жары. Он чувствовал себя иссохшим, немножко больным и немного раздраженным – из-за того, что приходилось отводить глаза ловушкам Форума, столь очевидно расставленным на него. Каллум даже чувствовал разочарование от того, что это лучшее, на что они способны. Одному киллеру он внушил непреодолимое желание перекусить билтонгом, и тот безуспешно бросился искать вяленое мясо; другому – фантазию о покачивающихся, налитых женских грудях. Эти игры уже начинали утомлять монотонностью и глупостью. Каллум понимал, что он – угроза для Форума, за которой тот охотится упорнейшим образом. До сего утра это дико смешило, зато теперь приводило в ярость, ведь в конце концов он оказался совсем бесполезен.

Сестре он был не нужен. То, что построил за последние двадцать лет – с тех самых пор, как отец осознал одну пугающе важную вещь, что гувернантки Каллума покупают его любимые лакомства или что мать Каллума испытывает более или менее карикатурную версию счастья в зависимости от того, рядом с ней сын или нет, – потеряло важность. Вклад Каллума обрел автономность, как миллиард, порождающий миллиарды одним своим существованием, чисто за счет процентов. Мир и так зависел от продукции «Нова», методы корпорации уже разрушили рынок, так что… Каллум мог упасть замертво, и, откровенно говоря, Селин только станет смотреться милее. В черном она будет сиять, как неземное создание.

Ну и что же ему остается? Можно, конечно, подсобить Рэйне в ее тупой кампании по выборам в Конгресс США, с ее школьной влюбленностью в живое воплощение оптимизма. Господи, это все рухнет и придавит ее саму – либо красавчик-конгрессмен разочарует, либо восхитительная розовощекая малышка вырастет, станет женщиной и будет принимать решения, которых не одобрит правительство. И все же вернуться к Рэйне стоит, вдруг кто-то случайно заметит, что она куда опасней Каллума, просто потому что по-прежнему беспокоится о последствиях.

Кстати, а что дальше? Когда Каллум спрашивал себя об этом, на ум приходило лишь одно имя. Рука дернулась, готовая нырнуть в карман за телефоном, но нет, он удержался. Не сейчас. Высоки были шансы, что он ляпнет нечто контрпродуктивное вроде «Тоскую по тебе», или «Прости меня», или «Скажи, что любишь меня, хотя бы раз».

Впрочем, вдохновение все-таки посетило Каллума: Тристан и его скорая смерть! Он даже взбодрился, поправил солнечные очки. Подумал, что Рэйна все равно спросит о плане отмщения. Так почему бы не продумать его заранее, выпестовать, как и положено няньке? К тому же паб совсем близко.

Прогулка пошла Каллуму на пользу. Она получилась спокойной и освежающей, а вот обычно шумное заведение было неестественно тихим. Странно. По пути Каллум слышал из соседних пабов и лавок пение и голоса, пыхтение и возгласы, возвещавшие обычно о том, что один боец угондошил другого. А в одном даже вроде как мелькнул колдун из ковена, хотя шестерок Эдриана Кейна Каллум запоминать даже не пытался. Для него они все – гора мяса.