Крах Атласа

– Нил умер, – говорит Алексис, с виноватым видом объясняя, что Нил утверждает, якобы виноват Атлас. Атласу об этом ничего не известно? Атлас, который умеет убедительно врать, отвечает: что за глупости, у него алиби, он же был на другом конце глобуса, и вообще, он не убийца. На это Алексис говорит – слегка покраснев, ведь она не большой любитель спорить с живыми, – что и сама точно так же подумала, просто, это, в общем, Нил тут.

Она делает шаг в сторону – и правда, позади нее стоит Нил Мишра, с телескопом в руке, в полном порядке. То есть вроде как. Атлас в том уникальном положении, которое позволяет сказать, что Нил далеко не в полном порядке, пусть даже внешне все так. В нем чего-то не хватает, или же старое теперь сменилось на нечто новое. Вроде ржавчины поверх того места, где прежде помещались рефлексы или самоощущение; или, может быть, если говорить оптимистично, просто ухудшилось его глубинное восприятие, или же он уменьшился на сантиметр-другой и больше не видел мир с прежней, более возвышенной позиции? Но, как мы знаем, Атлас – не образец совершенства, каким мы все желаем его видеть. Он указывает Алексис на то, что грубо вот так открыто обвинять кого-то в убийстве, раз ты некромант и можешь прямо спросить у жертвы, кто убивец. Алексис в ответ машет рукой и нетерпеливо уходит, тогда как Нил, пусть и выглядит пришибленно, на своем стоит твердо. Он все прочел по звездам. Атлас Блэйкли убьет их всех.

Фу, говорит Атлас, делая вид, будто бы не понимает, к чему это, хотя на самом деле в курсе, ведь он не идиот и знает то, о чем Нил не подумал спросить у звезд: тот, кого Атласу Блэйкли полагалось убить по условиям инициации, жив и здоров. И вообще, у них скоро встреча. Но вместо того, чтобы раскрыть подобные детали, Атлас спрашивает у Нила, как тот умер. Возвращается Алексис с чипсами и говорит: «Аневризма». Сейчас он как огурчик, замечает Атлас. Ну да, он ведь даже толком не помер, по сути, уснул. Все смеются. Атлас их успокаивает, обезвреживает бомбу в голове Нила – это можно сделать с мозгами воскрешенного и в принципе вменяемого, но не с теми, кого осаждают голоса и бросили любовники с незаконнорожденным ребенком на руках. Какая ирония, не находите? Что-то нам под силу, а что-то нет. Кого-то можем спасти, а кого-то нет.

– Возможно, ты прав, да, и пусть я самый сильный в мире прорицатель, есть крохотная вероятность того, что звезды мне соврали, – уступает Нил. В вольном пересказе Атласа.

Нил возвращается к телескопу и любимой женщине, на которой не успеет жениться. Так, к несчастью, решили звезды. Алексис же остается с Атласом. Вернее, она просто остается у Атласа, а с ним или нет – ее волнует не в первую очередь. Она говорит, что недавно встречалась кое с кем в конторе Общества. Ее спросили о планах на карьеру, и она ответила: «Ну, в принципе, хочу продолжить заниматься тем же, чем занималась прежде, разве что побольше правительственного допуска нужно». А они ей: «Получите». Вот так запросто.

– А ты что ответил? – с подозрением спрашивает она у Атласа, и он видит нечто тревожное у нее в мозгу. Нил ему верил, а она – нет, и Атлас решает изменить ее настроение. Сделать легкую перенастройку; небольшая, она, однако, затронет структуру. Собственно, то же он проделывает со всеми в Обществе, ведь их отношение к нему критично для плана, по которому однажды и Общество, и архивы перейдут в руки к Атласу и Эзре. Преступники, оставляющие подпись, всегда попадаются, хотя Атлас не заходит слишком далеко и не принуждает никого любить себя. Он лишь развеивает сомнения, если таковые есть, пересаживает чужие мысли в безупречную почву рационализма. Что такого страшного в Атласе Блэйкли? Совсем ничего, особенно сейчас, когда ему двадцать шесть и ему только предстоит узнать подлинный объем архивов, или какой такой моральный долг может заставить предать единственного друга.

Однако от матери Атласу кое-что перепало. Главным образом болезнь, а так еще износ мозга. Осечка в самом органе, позволяющая перебарывать чужие мысли; изменение в разуме, дающее корректировать другие – как и когда, на усмотрение Атласа, но к Алексис в этот момент он влияние не применяет, потому что чувствует усталость и вину, а еще его немного одолевают мысли вроде «Всем было бы лучше, не родись я вовсе». Он сильно это переживает. За последние годы он нашел ответ на свой вопрос, понятное дело, но это часть истории, которую вы и так уже знаете, ведь ясно видно: у Атласа есть цель на уме и план, который осуществляется. Он намерен найти выход из этого мира, где Общество запасает собственное дерьмо и выдает по капле исключительно богатеям и образцово могущественным людям по цене ритуальной бойни. Даже в свои двадцать шесть Атлас Блэйкли знает, что создаст новый мир. Просто пока не собирается делать это буквально.

Короче, в тот момент, когда Алексис спрашивает Атласа, какие у него планы на будущее, он зол, устал и весь кипит, не в силах сосредоточиться, скучает по той самой матери, на которую обижается, и вместе с тем жаждет какой-нибудь фальши, чтобы заглушить шум. В такие моменты Атлас слышит все точно так же, как и всегда, меняется лишь интерпретация услышанного, совсем как погода. Магия – это вам не ясность. Знание – это вам не мудрость. В некотором смысле такова двойственность человека. Можно видеть все и ничего одновременно.

– Я сказал им, что просто хочу счастья, – отвечает Атлас.

– А, – тянет Алексис. – И что они?

«Может, вам сменить профессию, мистер Блэйкли? Посмотрите, что скажут на это архивы». Он от балды написал «счастье» на листочке пергамента, и пневматическая почта доставила ответ. Действовал он с сарказмом, а потому, наверное, не стоило удивляться квитку с надписью «Запрос отклонен».

– Обещали со мной связаться еще раз примерно через неделю, – говорит Атлас.

Позднее Алексис возвращается в особняк (где теперь живет в одиночестве Атлас, в то время как прежний Хранитель, Хантингтон, предпочитает отсиживаться в загородном домике в Норфолке всякий раз, когда не выходит учить или развращать свежие умы) вместе с Фоладе, которую недавно отравили. Когда Фоладе требует консультации с архивами, а Алексис молча и сурово смотрит на Атласа, Атлас думает, не стоило ли ему действовать заблаговременно. Сомнения Алексис пустили корни, а в таком состоянии удалить их нелегко. Не то чтобы невозможно, очень даже возможно, просто он этого не делает и в тот момент думает, что это огромная ошибка, прискорбный промах, который станет его погибелью. Фоладе умна, она физик, у нее мозг ученого. Весь вечер она посылает архивам разнообразные запросы, пока Алексис и Атлас тихо уплетают на кухне лапшу. Наконец Фоладе сердито входит в комнату и заявляет Атласу, что это проклятье. Не самое научное умозаключение, которое, похоже, разочаровало и саму Фоладе. Она спрашивает Алексис, что там с Нилом, и та звонит ему. Трубку не берут. Она смахивает с краешка тарелки каплю кунжутного масла и, тяжело вздохнув, произносит: «Вот бля».

После второго воскрешения Нила сомнения дают цвет. Алексис спрашивает: «Что там с Айви, кто-нибудь знает?», и когда Атлас говорит: «Нет», Алексис, снова тяжело вздохнув, вылетает из кухни.

Когда Нила воскрешают третий раз – после смертельного приступа пневмонии, – Алексис уже не сомневается. Теперь она прямо винит Атласа:

– Хотя бы не сиди так и не отрицай ничего. Либо достань у меня эту мысль – не ври, я знаю, ты можешь, – или выкладывай, какого хрена происходит!

Сколько раз может женщина посмотреть тебе прямо в глаза и предложить изменить ее мысли, прежде чем ты поймешь, что вроде как ее любишь? Как оказалось, трижды. Однако это часть не той истории, которая вам интересна, поэтому двигаемся дальше.

В какой момент Атлас Блэйкли, идиот с темным прошлым, становится Хранителем Александрийского общества и, таким образом, тем, кто способен уничтожить мир? Предположительно, он с этой силой родился, ведь если где-то хранятся схемы наших жизней, то и такой исход тоже. У Атласа всегда была такая возможность… или такая возможность в принципе существовала, ведь если одна песчинка в океане истории способна на подобное, то способен, по идее, любой. Если жизнь – это конструкция из костяшек домино, с которой может рухнуть мир, кто знает, с чего она вообще начинается? Возможно, это ошибка его матери или его отца, или же все сложилось так еще раньше и процесс уже не остановить. Или его получится остановить, лишь отменив саму реальность? Лишить ее основания, почвы?

Такова беда знания: жажда его неистощима. Понимание, что ты всегда чего-то не знаешь, приводит к безумию. Такова беда смертности: чем больше начал, тем больше путей к достижению одного неизбежного исхода. Какая версия Атласа Блэйкли следует предначертанию и спускает курок? Он проводит в уме вычисления, составляет проекции, в которых все складывается по-другому, однако все впустую. Нил заглядывал в будущее – предупреждал Атласа об исходе, – но что это изменило? Кассандра Трою не спасет, а Атлас не спасет Алексис.

Значение имеют лишь исходы, а чем еще все может завершиться, как не смертью?