Крах Атласа

Во всех отношениях Ли не имели лица, отпечатков пальцев и были невидимы. Получался своеобразный парадокс: они оставались тенью и при этом за ними все время следили. Но если бы у Ли имелась склонность к пустым размышлениям, они задались бы вопросом: зачем? Какой смысл в таком существовании, настолько эфемерном и ускользающем, которое даже не разделишь с кем-то еще? Какое они в принципе могли иметь значение, ведь, умерев, не оставили бы и следа (о чем начальство непременно позаботится)? Возможно, поэтому Эзра Фаулер и выбрал их. Ли сами несколько недель наблюдали за Эзрой и выяснили массу вещей. Главным образом, узнали, что они с Эзрой похожи, Эзра – тоже тень, усердно маскирующаяся под человека.

– Эти двое активнее прочих, – потея, рассказывал директор ЦРУ. Он указал на растущее число случаев, когда натуралист и эмпат влияли на события все возрастающей политической важности. Занятно, как Перес не обратил внимания на то, что эмпат почти всегда держит руку на плече натуралиста, будто гладит или смахивает невидимую пыль. Так это виделось всем невнимательным. – Они несколько раз уходили от агентов МИ-6 и, по крайней мере, частично втерлись в доверие к мелким лондонским бандитам, вероятно, Кейнами, – пояснил агент дочери Уэссекса, на лице которой появилось недовольное выражение: она явно понимала, о ком речь. – Они повышают ставки. Откровенно насмехаются над нами.

Объяснение Переса казалось удобным. Ли понимали его точку зрения, но видели все в ином свете.

– Арестуйте Нову по обвинению в промышленном шпионаже, – предложил Нотазай. Он определенно оценил роль натуралиста, но приберег наблюдение на потом. Видимо, ждал подходящего момента, когда то, что он разглядел, третье (субъективное) откровение оформится. – На данном этапе сойдет любое нарушение статута о медитах, разве нет?

Перес покачал головой, остервенело переключая кадры.

– Мы пытались, но эмпат слишком силен, и местные органы правопорядка не могут схватить его. Обвинение должно быть достойно публичного расследования. А еще оно должно быть конкретным, иначе семейка его отмажет.

Ли, которые некоторое время пронаблюдали за семьей Нова, собирались уже возразить, но за них это сделала Иден Уэссекс:

– Я знаю Аристу Нову и встречалась с Селин, – сказала она, имея в виду младшую и старшую дочерей Новы. Последняя была на десять с лишним лет старше эмпата. – Поверьте, семья не станет прикрывать его, если им невыгодно. И напротив, если будет выгодно, они его сдадут.

– Вы уверены? – Перес посмотрел на нее со сдержанным нетерпением, а Нотазай изобразил одну из своих лукавых улыбок, ту, которая должна была успокоить всех, однако не подействовала на Ли. Нотазай улыбался одними губами, в глазах его было пусто.

– Поверьте, – повторила Иден. – Устройте формальное расследование всей семье Нова. Организуйте им проблему покрупнее, и они мгновенно сдадут эмпата.

Сама Иден Уэссекс в таком раскладе не сомневалась, убежденная, что так поступит ее собственная семья. Ли разделяли ее мнение, но им были понятны и колебания Переса. Директор ЦРУ не воспринимал дочь Уэссекса всерьез и в некоторых отношениях был прав. С тех пор как пропал Эзра Фаулер, внимание подлинного патриарха семьи переключилось на иные дела в ущерб этому. В отсутствие стимулирующего компромата – да и самого Эзры, их единственной связи с реальностью архивов, если не считать мифологии, в которую они глубоко, если не сказать фанатично, верили, – Джеймс Уэссекс погнался за собственными интересами. В связи с чем польза Иден как инструмента в глазах Переса, который и так считал ее полномочия узкими, сильно снизилась.

Однако то, что Джеймс Уэссекс рассматривал только как бизнес, для Иден было делом личным, а личные дела – это несгибаемая решимость и воля. Ли считали, что в затянувшееся отсутствие Эзры Иден внезапно осталась единственной, кто может и дальше подстегивать интерес распадающейся группы. Цели Нотазая уже отделились от общих. Как именно, пока оставалось неясно, но Ли были уверены, что при случае Нотазай будет принимать иные решения и заключать иные сделки. Впрочем, сейчас он кивнул, молча одобряя тактику Иден.

Оставалось еще несколько голосов. Сидя подле Нотазая, Ли прикинули: Сеф Хасан, защитник окружающей среды из Египта, вроде бы разрывался по поводу семьи Нова, однако он определенно кое-что понимал, вот и не спешил в постель к Пересу и американскому правительству. Это всегда большой риск, даже если альтернатива – кража у клана иллюзионистов. Что Англия, что Америка редко когда окажутся меньшим из двух зол. Уж об этом-то во всех учебниках сказано. В итоге Хасан промолчал, а Ли равнодушно пожали плечами, и Перес сделал собственный вывод.

– Ладно, – мудро уступил он, несмотря на напряжение. – Однако семья Нова вне нашей юрисдикции.

– Форум обо всем позаботится, – заверил его Нотазай. Хасан при этом продолжал смотреть на экран проектора; на его лице ясно читались невысказанные тревоги. – Объявим крестовый поход, разгоним тему в прессе и социальных сетях, и корпоративное расследование, считайте, обеспечено.

Да, подумали Ли, толпа со своей мнимой добродетельностью наступит на горло правительству, да так, что эта семейка лишится легальных доходов и, возможно, ослабнет на целый финансовый квартал. Уже этого хватит, чтобы их приструнить. Сделать сострадательней, заставить платить компенсации, публично, хоть и без ощутимого ущерба для кошелька (учитывая, как они делают деньги).

Семья Нова кинется спасать состояние, то есть, скорее всего, обрубит связи с эмпатом – устранит угрозу, сделает показательный жест доброй воли. Вынудив эмпата подставить собственную семью, Форум получил бы тактическое преимущество, если бы не мизерная вероятность того, что кто-то из Нова заставит его сдаться. Мать – пьяница, отец – тиран, сестры безжалостны, у двух старших – собственные семьи, которые они и станут защищать. Какую такую любовь мог испытывать к ним эмпат?

К тому же, если верить сведениям Эзры Фаулера, Каллум Нова считается мертвым. А то, что он жив – и никто из семейки не знает и даже не догадывается об угрозе его жизни, – доказывало тщетность и безрезультативность покушений.

Ли по этому поводу, естественно, не сказали ничего, поскольку начальство дало ясно понять, что им надо проникнуть в Александрийские архивы и только, никаких других, ненужных действий и ненужной информации. У Ли и правда были собственные интересы, и в данном конкретном случае, например, они гадали, что еще такого мог не сказать Эзра Фаулер. В чем еще Эзра Фаулер ошибался.

Ли тайком провели собственное расследование относительно единственного из шестерых александрийцев, на которого Эзра Фаулер не стал так старательно и щепетильно собирать информацию, – Элизабет Роудс, выпускницу Нью-Йоркского университета магических искусств, которая, как с ироничной уверенностью заявил сам Эзра, никоим образом их целям не поможет. Очевидно же, что она представляла для него личную значимость. С ней он, по своим же словам, «разобрался».