— Словно поёт кто-то.
Моня поёжился и пугливо оглянулся на дверь:
— Может, ну его, Генка, а? — сказал он тоненьким голосом, — давай вернемся домой? Мефодия нету, жертвоприношений больше не будет, а то, что тайны некоторые остались — так чёрт с ними. Через три дня уедем отсюда, Гудков говорил. И забудем всё, как страшный сон.
— А если жертвоприношения будут продолжаться? — не согласился я, — как местным жителям быть? Вспомни Лёлю? Вспомни Ирину? Официанта? Вот они чем были виноваты? За что их убили?
Моня промолчал.
— Нам нужно осмотреть здесь все дома и сараи, — авторитетно заявил Енох.
— Но мы же в прошлый раз всё тут облазили! — возмутился Моня.
— За эти дни могло что-то новое появиться, — не согласился Енох, — кроме того, мы тогда всё бегом, бегом. Ничего толком не разглядели. Могли важную улику пропустить.
— Ну вот и осмотри! — сказал Моня.
— Почему я? — рассердился Енох, — вместе и осмотрим.
— Потому что я уже устал! — воскликнул Моня, — я нахожусь в живом теле и устаю как живой человек. А ты — призрак. Ты не устаешь. Вот будь добр исследуй все дворы.
— Так давай поменяемся! — хмыкнул Енох, — а то тело заполучил и больше ничего делать не хочешь!
— Да ты завидуешь просто! — деланно засмеялся Моня.
— Кто завидует, я? — вскипел Енох, — было бы чему завидовать! Ты же, кроме как винище хлестать и баб охмурять больше ни для чего полезного это тело не используешь!
— Я Генку спас! — вскричал Моня.
— Тихо! Опять! Слышите? — сказал я.
— Ага, — прислушался Енох, — на улице.
— Пошли! — велел я и мы выскочили во двор. Со стороны улицы слышалось тихое то ли пение, то ли бормотание, но рассмотреть, кто это, не представлялось возможности — высокий забор перекрывал обзор.
— Лети, глянь, — шепотом велел я Еноху, — только осторожно.
Енох замерцал и исчез.