— Людей этих. Городских. Ну, которые главнее, чем комсомольцы, — напомнил я.
— Да кто ж нынче главнее комсомольцев, сынок? — удивился дед и внезапно рассердился, — ты мне тут зубы не заговаривай! Контра! Мы в семнадцатом таких по степям знатно погоняли! Мне лично Дыбенко руку пожал! Так-то!
Дед опять закашлялся. Пока он кашлял, дверь скрипнула и заглянул Моня-Зубатов:
— Генка! — напряженным шепотом сказал он, — выйди на минутку.
— Я занят! — отрезал я, Моня в последнее время совсем от рук отбился.
— Генка! — продолжал настаивать Моня, — иди глянь! Ты должен это срочно увидеть.
Я вздохнул и сказал:
— Дедушка, я сейчас приду. Я на секундочку.
— В нужник? — догадался дед, — он в саду, увидишь.
— Ага. Я сейчас, — я выскочил во двор. После спёртого и затхлого помещения дышалось легко и свободно, ветер и легкая морось только добавляли свежести.
— Показывай, — проворчал я, стараясь надышаться.
— Вот! — Моня ткнул пальцем в балку над дверью сарая, который изначально когда-то выполнял функцию хлева, а потом был понижен до статуса сарая.
Я взглянул и чуть не выругался — на светлой поверхности балки сажей был нанесён тот же знак, что и у шести жертв, и у Тарелкина, на лбу.
— Опять, — сказал Енох. — Свежий.
Я присмотрелся — действительно рисунок был свежий.
— Сегодня или вчера нарисовали, — сказал Моня, тоже присматриваясь.
— Сегодня! — поправил его Енох.
— А почему не вчера? — заспорил Моня.
— Потому что сегодня полдня моросит дождь. Сажу бы частично смыло. А она совсем свежая.
— Вообще-то да, — согласился Моня.
ebooksa