Итак, закончились работы, запланированные на 1978 год. Прошли они в сложных климатических условиях, с большим нервным и физическим напряжением, и потребовали много времени для выполнения дополнительных объемов работ.
Все это было вызвано последствиями, имевшими место при производстве первого ядерного взрыва в районе Айхала, а именно, выбросом из скважины радиоактивных продуктов взрыва.
А выброс этот произошел не случайно, его можно было предвидеть и предотвратить, если бы с должным вниманием была бы произведена приемка скважины после окончания буровых работ. Но председатель Госкомиссии Николай Алексеевич Ерохин и главный инженер проекта Вячеслав Иванович Клишин, осуществлявший авторский надзор, безответственно отнеслись к своим обязанностям, приняв в работу бракованную скважину, что и привело к печальным последствиям.
А дело заключалось вот в чем. Когда бурение скважины было доведено до проектной отметки, последующие за этим каротажные измерения показали, что сразу за башмаком обсадной колонны (это примерно одна треть всей длины), скважина имеет крутой изгиб и ушла далеко от вертикальной осевой линии. Такая геометрия не удовлетворяла требованиям проектной документации. В месте изгиба весьма вероятно не прохождение заряда. Поэтому буровиками решено заобсадную часть скважины перебурить заново, для чего за башмаком была установлена цементная пробка.
После повторного разбуривания от сооруженной пробки осталось, по-видимому, всего ничего. Сооруженная вновь скважина, вследствие постоянного контроля за прохождением бурового инструмента в процессе бурения, по геометрии уже соответствовала требованиям проектной документации.
Таким образом, за обсадной трубой скважина разветвлялась на две, разобщенные в начале разветвления между собой незначительной цементной перегородкой. В шутку геологи назвали эту скважину «штанами». Эту шутку подхватили и председатель Госкомиссии, и главный инженер проекта, но ничего не предприняли, чтобы эта шутка не обернулась трагедией.
Авторский надзор должен был бы заставить буровиков зацементировать ушедшую в сторону скважину не в начале кривого участка, а по всей длине ее до самого забоя. Но, к сожалению, эту боковую скважину оставили открытой.
После опускания спецзаряда на забой «спрямленной» скважины, она была зацементирована согласно проекту до уровня чуть выше башмака обсадной трубы, хотя было очевидно и для неспециалиста, что цементаж в данном случае должен был быть произведен до устья скважины с той целью, чтобы воспрепятствовать выходу радиоактивных газов по свободной боковой скважине. Но этого сделано не было. А той небольшой цементной пробки от места разветвления до верхней ее отметки оказалось недостаточно. Надо полагать, что в процессе затвердевания цементная пробка могла от первоначальной отметки «просесть» (такие явления мы отмечали много раз, когда цементная забивка в уровень с устьем скважины при затвердевании опускалась на 5–8 метров). Короче, какая-то часть цементной пробки, прикрывающей боковую скважину, не выдержала бешеного напора газов, образовавшихся при взрыве, и ее выбило, а вслед за ней на дневную поверхность вырвались газообразные продукты взрыва, увлекая за собой огромное количество радиоактивной пыли.
В дополнение ко всем бедам взрыв был произведен при ветре в направлении от скважины на командный пункт, где был сосредоточен весь личный состав экспедиции. Огромных размеров черный столб газов и пыли, вырвавшихся из скважины, медленно начал двигаться на КП. На расстоянии двух километров от этого радиоактивного столба был отмечен мощный гамма-фон.
Руководством эксперимента было принято единственно правильное на этот раз решение. Всем личным составом отходить в тайгу, в направлении перпендикулярном ветру, и как можно дальше. Тем самым удалось избежать заражения людей выпадавшими из облака радиоактивными осадками, но от воздействия гамма-излучения уйти не удалось. Большим счастьем для людей было то, что на пути их отступления не встретилось ни болот, ни речек. И когда удалились на расстояние, где гамма-фон измерялся единицами миллирентген, отход был приостановлен. И только тут обнаружили, что одного человека из экспедиции Спецгеофизики нет. Где потеряли? Никто ничего путного сказать не мог.
Но вскоре обрушился страшный ливень. То ли в наказание, то ли, наоборот, чтобы уменьшить как-то последствия от случившегося, всевышний ниспослал проливной дождь.
Хотя все до единого промокли до нитки — не беда. В ночном бдении у костра до утра смогли и обсохнуть и обогреться. Хорошо то, что этот ливень смыл радиоактивную пыль с жилых балков экспедиции, и прибил радиоактивное облако, тем самым сузил площадь загрязнения тайги.
На следующий день, возвратившись на территорию технической позиции и жилого городка, зафиксировали вполне допустимый для проживания гамма-фон (ливневый дождь сыграл свою благодатную роль). Здесь же обнаружили потерянного вчера человека. Им оказалась уборщица столовой из экспедиции Спецгеофизики. У нее было явное похмелье. Из ее рассказа следовало: с утра ей повезло где-то добыть бутылку водки; не дожидаясь обеда, она опустошила ее и, сильно опьянев, уснула где-то под кустом. Не слышала она, как был произведен взрыв, как весь народ покинул жилпоселок, как накрыло ее радиоактивной пылью. Проснулась она, когда хлынул сильный дождь. Попыталась укрыться в каком-нибудь балке. Но все балки были закрыты на замки, и пришлось ей ночевать на улице под каким-то укрытием. Какую дозу облучения получила она за время пребывания в радиоактивной пыли? Кто теперь может определить. Доза облучения остального личного состава зафиксирована, так как мощность излучения постоянно измерялась специальной дозиметрической службой, состоящей из сотрудников ПромНИИпроекта, при контроле и при непосредственном участии в наблюдении за радиационной обстановкой представителей 3-го ГУ при Минздраве СССР и специального института гидрометеослужбы.
Далее, в спешном порядке было демонтировано и упаковано для транспортировки все приборное хозяйство и технологическое оборудование. А затем оно вместе со всем личным составом экспедиции было перебазировано в Айхал.
Результаты работы с печальным исходом были доложены в министерство. После чего проектной организацией, надо полагать, без тщательного анализа причин, приведших к таким вот последствиям, были введены в срочном порядке изменения и дополнения в проектную документацию по организации работ на Ермаковском и Игримском объектах, которые сводились к углублению скважин, к увеличению герметизирующей цементной пробки, к требованию выбора направления ветра на момент производства взрыва и к обязательному принятию мер для эвакуации личного состава в случае возникновения неблагоприятных обстоятельств.
Еще раз отмечу, что все эти мероприятия носили перестраховочный характер и не укладывались в здравый смысл, но не выполнить их мы не имели права. Все эти мероприятия привели лишь к затягиванию сроков работ и к неимоверным осложнениям.
Весь личный состав экспедиции по возвращении в Москву был госпитализирован в клинику № 6 третьего ГУ при Минздраве СССР для медицинского обследования и профилактического лечения.
Какую дозу облучения получил каждый, какие последствия для здоровья имели место, — узнать не представилось возможным. Об этом не знали и сами пострадавшие. Все эти данные были засекречены. Не помогли наши обращения за информацией и к директору ПромНИИпроекта О. Л. Кедровскому, и к директору гидрометеослужбы Ю. А. Израэлю, и к начальнику 3-го ГУ при Минздраве СССР Е. И. Воробьеву.
Все отвечали одно. Ничего страшного нет, все в порядке. Но ведь та женщина, которая в пьяном виде ночевала под радиоактивным облаком, умерла. По какой причине? То ли от переоблучения, то ли от какой другой болезни. Ответа так и не было дано.
В конце концов, случай-то произошел из ряда вон выходящий. Причины, его обусловившие, и также последствия должны быть подробно изучены. Должен же быть проведен анализ всего технологического процесса подготовки и проведения этого злополучного взрыва, чтобы не повторилось еще раз подобное.