Как-то у них всё перевёрнуто с ног на голову, мне всегда казалось, что у этой фразы другой смысл. А впрочем, я не знаток, в нашей семье верующих нет.
Но если отвлечься от религии, то мысль про заразу вполне разумная. Да уж, ну я идиот! Начитался, что у местных проблемы с мозгами, и вообразил, что я-то на их фоне такой умный, ага! А ведь всё на виду. Если бы я только догадался включить мозги вместо того, чтобы бегать как в жопу укушенный. Здесь до сих пор боятся болезни. Если представить эту картину: люди обезумели, убивали друг друга, сожгли всё, – то страх вполне понятен. Выжившие ушли в другие места, в старые города не заходят. С теми, кто почему-то остался в городах, не контактируют из страха заразиться. Отсюда и побивание камнями – чтобы не прикасаться.
И я – очень умный, блядь! – завёл двух детей в мёртвый выжженный город. Не остановился на границе, не осмотрелся, не подумал ни о чём. А это, оказывается, зона карантина, из которой нельзя уйти. Но как я должен был догадаться? Там ведь даже никакого заграждения не было, никакого указателя.
Правильно Ру говорит: лучше ничего не знать заранее, потому что это успокаивает и притупляет бдительность. Вот я прочитал, что местное безумие было от заражённой пшеницы, и действую исходя из этого. А местные до сих пор боятся любых контактов с потенциальными носителями болезни – о чём я не подумал. И в награду за своё тупоумие я теперь, получается, мало что «демон», так ещё и «мёртвый», вот уж ха-ха. Такого со мной ещё не бывало.
Ладно, хватит ныть, пора действовать. Насколько я понял, дети теперь перешли в категорию «мёртвых», как и обитатели этого кладбища. Это очень плохо, я придурок и сломал им жизнь, но я не знаю, как это исправить.
Вдруг замечаю, что в руке у меня протеиновый батончик.
Распарываю ногтем упаковку, опускаюсь на колено и протягиваю им батончик, однако в глазах старшего – очевидная паника. На всякий случай отодвигаю руку и поясняю:
– Это еда.
Старший со всей дури шлёпает по тянущимся к батончику рукам мелкого, который в ответ выдаёт отчаянный рёв.
В двадцать пятый раз, чувствуя себя идиотом, завожу ту же шарманку:
– Разве ты не хочешь есть?
– Нельзя, – и старший повышает голос на рыдающего брата: – Нельзя!
Впрочем, это не помогает, младший в ответ тоже увеличивает громкость рёва.
Хрен с ним, я заворачиваю упаковку обратно и убираю батончик в карман штанов. Встаю.
Теперь, на фоне рыданий, всё внутри сопротивляется мысли уйти и оставить детей здесь. Но какой вариант есть, кроме этого? Не тащить же их с собой? Я – чужак, даже демон. Таких здесь режут на кусочки, чтобы выложить красивую мозаику на радость богам.
Кстати об этом…
Оглядываюсь на Эйруина. Яма в круге камней. У другого края круга – огромное сухое дерево. И тут смутные мысли, всё это время бродившие на периферии сознания, складываются в общую картину. Люди из поселения не убивают демонов. Это мёртвые их приносят в жертву, здесь. Дерево – тот самый «священный» дуб. И мне очень повезло, что эти уёбки решили Ру закопать, а не развесить гирляндой на ветках.
Так, Син, держи себя в руках! Сейчас не время кромсать местных на ленточки. Есть более важные задачи.
Старший мальчишка тоже смотрит в сторону ямы.
– Ты испортил священный круг. Ты грязный.