– Совет тебя убьёт, – злорадно шипит желтоглаз-два, Исак, из моей левой подмышки. С таким смаком, будто уже меня пытает, однако скучающий тон переводчика портит весь пафос. – Тебе отрежут ноги! Отдадут голодным крысам… Я попрошу, сильно попрошу, Совет разрешит… Я порежу тебя… И съем… Отрежу твои уши… Язык… Глаза вырежу… – голос становится тихим и размеренным, будто парень бормочет молитву. Внезапно вскрикивает: – И СЪЕМ!
Вопль разносится по пустому пространству вокруг, отскакивает от стен, возвращается к нам, чтобы перемешаться с последующими звуками желтоглаза: он попёрхивается резко втянутым воздухом и протестующе булькает кровью. Мечущаяся по подвалу какофония объясняется просто: стоило чуть нажать, и лезвие ножа проткнуло щёку Исака вместе с языком. Ненавижу обдолбанных придурков!
Зато теперь он молчит. Помыкивает агрессивно, фыркает кровью – по левой руке капли стекают и засыхают, стягивая кожу, – но эти звуки можно игнорировать. Справа жираф лишь сопит громко, мышцы шеи под моей ладонью то и дело подёргиваются: часто сглатывает, сжимает челюсти.
Ощущение присутствия мутантов в сознании усиливается, маячат страх и тревога жирафа, но на первом плане, конечно, ярость Исака: безрассудная, заливающая с головой, требующая рвать противника зубами и бить чем придётся. Будь мы наедине и подальше в лесу, я бы свернул ему шею без раздумий – такой парень гарантирует проблемы. Но, к сожалению, мы на их территории.
Тем временем эхо наших шагов становится коротким и приглушённым – впереди стена. Приближаемся на метр правее красной точки замка. Жираф тянется вперёд, стучит кулаком по металлической двери – гулкий звук.
Ничего не происходит.
Стучит ещё раз.
На этот раз из-за двери отзывается высокий, вроде женский, голос, в ответ на который Исак разражается остервенелым мычанием. Я бы, конечно, мог предположить, что это часовой, запрашивающий пароль, если бы не интонация – лениво-раздражённая. Переводчик, подтверждая мою догадку, бормочет в левое ухо: «Что? Сами не можете открыть?».
Так-так, длинношеий тихоня решил меня обмануть? Фу, какой плохой мальчик. Протыкаю ногтями его кожу, нажимаю на шею всё сильнее – теперь и правую ладонь щекочет тёплая дорожка крови.
Рычу приглушённо в ухо:
– Открывай.
Парень, скуля то ли зло, то ли жалобно, тянется к замку, набирает цифры. Красная точка сменяется зелёной. Скребущий звук металла, дверь неторопливо открывается…
Нас окутывает тусклым тёмно-жёлтым светом – энергия поступает с запасного генератора – и прохладным воздухом, чуть пахнущим дезинфекцией. С той стороны двери, чтобы открыть, протянула руку девчонка-летучая мышь – такая же, как раньше в лесу. Они тут что, все в двух экземплярах?..
Моё ускоренное восприятие замедляет происходящее: мышь замирает с вытянутой к нам рукой; поднимает взгляд выше, на моё лицо; глаза округляются, как и приоткрытые губы… Чтобы перехватить инициативу, я выдаю спокойно и со всей доброжелательностью, на которую сейчас способен:
– Молчи или я тебя убью.
Не стоит пугать девушек грубым криком: смысл всё равно не уловят, только визжать начнут. А так – она поняла и молча прижимается к стене, пропуская нас.
Корпусом тараню свою парочку вперёд, в дверной проём. Желтоглаз гортанно мычит, булькает и царапает мою руку, пытаясь освободить шею, но по ходу он тут единственный смелый. Жираф не рыпается, девчонка тоже молчит, лишь провожает меня взглядом.
До нужного помещения добираемся быстро: планировка стандартная, внутри, несмотря на сумрачно-жёлтое освещение, я уже ориентируюсь, так что бодро волоку заложников, игнорируя немногочисленных обитателей бункера, которые при виде меня вскрикивают и сбегают в закоулки коридоров.
А вот в командной рубке, прямо на финишной прямой к аварийному регистратору, обнаруживается неприятный сюрприз: в центре помещения, на массивном кресле, развалился какой-то хрен в серой хламиде. Судя по невозмутимому виду, главный. Не вскакивает и не мечется. Хотя, скорее всего, просто не может: судя по очертаниям, его тело слишком тяжеловесное для попрыгушек, к тому же деформированное. Особенно бросается в глаза крупный нарост на левом плече, вспучивающийся под одеждой, – опухоль?.. Непроизвольно принюхиваюсь, но в комнате нет гнилостного запаха болезни. Значит, обычный горб. Физиономия главного тоже здоровьем не блещет: одутловатая, обвисшая – кажется, что она стекает вниз, как те расплавленные часы на известной картине. Из-за опущенных уголков глаз и бровей ощущение, что мужик вот-вот расплачется.
Однако голос, хоть и дребезжащий, звучит уверенно: