– Вы придете послушать, как я играю?
– Там столько людей. – Он пожал плечами. – И никому из них я не нравлюсь.
– Не может быть.
– Нет, правда.
– Мне бы очень хотелось, чтобы вы послушали песню, – она погладила его по плечу. – Пойдемте?
И он пошел. Сел за пустой столик у самой двери и смотрел, как она перебирала струны, заставляя их издавать чудесные звуки, а сама вторила им своим милым голосом. Мистер Аммар вспомнил, что однажды вошел в палату, когда она пела его матери «Аве Мария». Надия обернулась и окинула зал взглядом, отыскивая его. Она всегда проверяла, все ли с ним в порядке. «Я вернулся, – хотелось ему ответить. – Я здесь. Я слушаю».
Хештег
Впервые она увидела этот хештег в «Твиттере» утром во вторник. А вечером он попался ей в «Инстаграме»[16]. #Justice4Rasha. Рания не знала, ни кто такая Раша, ни почему ей требуется правосудие, так только, удивилась, почему столько ее друзей это перепостило. Однако всерьез разобраться времени не было, в то утро ее беспокоила собственная проблема.
Даже не проблема. По правде говоря, это был настоящий кризис. И, как обычно, решать все ей пришлось одной, без Юсефа.
Тем утром, когда по электронной почте пришло письмо, у нее и так уже все шло кувырком. В понедельник вечером Юсеф вернулся из поездки в Палестину. Она встретила его в аэропорту и отвезла домой, в машине молчала, мысленно сетуя, что краткий отдых от его переменчивых настроений закончился. Утром он встал и уехал на работу, она собрала Эдди в школу завтрак и учебники и присела выпить кофе и перевести дух.
Вот тогда, листая «Твиттер», она и заметила #Justice4Rasha. Но тут пришло ужасное письмо от директора. Дурацкая школа снова взялась за свое – действовала не с ней заодно, а против нее. Но в этот раз они не пытались перевести Эдди в другой класс или отобрать у него тьютора. В этот раз они угрожали оставить его на второй год. Ей пришло в голову, что бороться со школьной системой – все равно что стоять на берегу океана: ты из последних сил пытаешься удержаться на ногах, а он все тянет тебя к себе, пока ты не окажешься по колено в соленой воде. При этом холодные волны лупят со всей мочи, чтобы ты бросил все и отошел куда-нибудь, где будет теплее и безопаснее. Вот и школа тоже все делает, чтобы тебе не удалось устоять.
Сколько лет она потратила на сбор бумажек – школьных табелей, выписок из истории болезни, бланков с цифрами и аббревиатурами: 504, ИПО[17]. У нее уже никаких сил не осталось, и тем утром, столкнувшись с новой угрозой, Рания наконец признала: ей нужен адвокат.
Вот почему во вторник утром ей было не до «Твиттера». Она сидела на телефоне, обзванивала адвокатов, сравнивала расценки и листала последние публикации в группе «Родители особых детей» в «Фейсбуке»[18]. Три года назад, когда Эдди только поставили диагноз, эта группа ее просто спасла: там ей посоветовали провести сыну полное обследование, объяснили разницу между дислексией и дисграфией и научили, как рассказать тем, кто не в теме, что такое Аспергер. А самое главное, поведали, как общаться с учителями и директорами. Иногда она закрывала «Фейсбук», смотрела, как Эдди сидит за своим пластмассовым столиком, валяется на полу, раскрашивает картинки или катает по полу паровозики, и задавалась вопросом, как же так вышло, что этот прекрасный мальчик принес ей столько испытаний. А потом напоминала себе, что ему нужна мать-боец.
Юсеф в ее армию не вступил. Предоставил ей командовать на поле битвы. А сам вел себя как монарх: пожимал плечами, когда она побеждала, и винил ее за поражения. Когда он во вторник вечером пришел с работы, она рассказала ему новости. Разумеется, муж вспылил.
– Они не могут снова оставить его на второй год! Хотят, чтобы он в двадцать пять школу закончил?
«Я стою на берегу океана, – думала она, – пальцы стынут в ледяной воде, а пятки увязают в песке». Но ответить постаралась как можно спокойнее:
– Мне назначили встречу в пятницу до начала занятий.
Юсеф принялся разбирать чемодан.
– Если мы придем туда вместе…