Она правда пыталась. Но как было объяснить Самире Авада, эсквайру, что муж не одобрил ее выбор адвоката?
– Знаю я ее… Развелась с мужем и теперь живет с каким-то американцем. Даже ребенка завели, а сами не женаты.
– Оу. – Рания замолчала, обдумывая новую информацию. Самира казалась такой сдержанной, даже закрытой, может, как раз потому, что Рания была арабкой. – Даже если так, какая разница? Адвокат она отличный.
– Мне она не нравится.
– Ты ее не знаешь, – рассердившись, отрезала Рания.
Да как он смеет сначала все на нее сваливать, а потом критиковать? Юсеф злобно зыркнул на нее, она же спокойно добавила:
– Раз уж этим делом занимаюсь я, просто доверься мне.
А что еще она могла сделать?
Утром он вообще заявил, что именно она несет всю ответственность за Эдди.
– Ты же сама работу бросила, даже на полставки, чтобы заниматься ребенком. Так что давай уж я буду решать внешние проблемы, а ты внутренние.
Рания знала, ее родители тоже так жили, но почему-то ей казалось, что у них все было устроено по-другому. Мама в своих деревянных башмаках готовила обед, развозила пятерых детей по школам и кружкам на старенькой колымаге, убирала в доме и одна ходила на родительские собрания. Бабá вставал до рассвета, заводил грузовичок и гнал в университетский кампус, где до десяти утра продавал сэндвичи с яйцом, с десяти до двух – хот-доги и стейки, а с двух до четырех – кофе и бублики. Потом он, совершенно разбитый, возвращался домой, а мама терпеливо и аккуратно собирала его заново – наливала чай, массировала виски, обнимала за плечи, пока он дремал в кресле перед ужином. Поев, бабá готов был играть в таулю и смотреть «Джеопарди». А в девять уже крепко спал в комнате с наглухо занавешенными окнами. Так было по будням. Но в субботу и воскресенье бабá принадлежал семье – вытирал пыль, пылесосил, подстригал газон, ходил вместе с мамой за продуктами. Закупались они в том же супермаркете, где отец брал мясо и хлеб для работы. По воскресеньям, даже в холодную погоду, мама потягивала кофе, бабá жарил на веранде стейки, а соседи смотрели на них из окон и качали головами. Да, в семье родителей тоже существовало разделение обязанностей, но без таких жестких рамок.
Учитель на встрече расписывал, как у Эдди «хромает социализация». Ранию от его речей охватывало отчаяние. Затем вмешалась директор и окончательно ее добила:
– Конечно, снова оставить Эдди в детском саду не самое лучшее решение. Вот почему нам кажется, что наша школа просто не подходит ребенку с такими особыми потребностями.
– Вы хотите его выгнать? – ахнула Рания.
Но Самира сжала ей руку, а затем обратилась к директору, прося объяснить, как это ограниченные ресурсы школы мешают педагогическому составу помочь Эдди добиться успеха. На что директор выложила на стол список других школ округа, «где потребности Эдди смогут удовлетворить лучше».
Рания в панике обернулась к адвокату.
Самира Авада, эсквайр, улыбалась.
Директор закончила свою речь, но Самира даже не шевельнулась, чтобы взять со стола список школ.
– Нам с вами обеим прекрасно известно, что ничего выдающегося Эдди не требуется. Только лишь то, на что он имеет право по закону, – холодно бросила она.
– На самом деле…