Притяжение Севера и Юга

22
18
20
22
24
26
28
30

И вот она возникла на пороге. Мудрые мужи Совета повернули головы, раскрыли рты, кто-то встал с места и втянулся, словно гусь.

Хауфо, абсолютно равнодушная к этой немой сцене, прошлась, потряхивая лоснящейся белой шёрсткой, через зал, занимая самую удобную позицию для наблюдения.

— Доброго утра, милорды… — Грейс поприветствовала семерых у вытянутого резного стола, — я пришла присоединиться к Совету. У меня есть предложения, которые вам стоит выслушать.

Повисла неловкая пауза, в которую каждый из присутствующих вертелся в причудливом круговороте своих смятенных мыслей. Грейс — что делать и как быть. Члены Совета — кто пустил сюда девчонку, что она лопочет, во что она одета⁈

Белокурая принцесса в совершенно закрытом сиреневом платье с золотой отделкой от шеи и до живота, стояла на пороге. Не видно ни ключиц, ни плеч, ни декольте, никаких вырезов на животе и бедрах. Белокурые волосы собраны на затылке, а на груди чернеет брошь Фирнена. Всем ясно, что это вторая дочь Элеманха, но не все ещё осознали, в каком сейчас она качестве.

— Я не ослышался, дитя, — сказал медленно поднявшийся на ноги лорд Кэлс. Грейс знала его герб и девиз дома, знала его цвета, но видела в лицо впервые, — ты желаешь присоединиться к Совету?

— Да, милорд. Прошу отныне считать меня не женщиной, но тем, кто так же, как и вы радеет о судьбе Эритреи и…

— Довольно, — вмешался Броуди, лысеющий старик в коричневом камзоле, — причуды второй дочери давно на слуху. Но как говорят, милочка, всяк сверчок знай свой шесток. Немыслимо, что вас сюда пустили! Я велю выпороть этаких стражей, раз пропускают в комнату Совета девицу.

— Дела государственные не женского ума! — поддержал товарища Сэкая, лорд с Востока. Он трепал свою короткую бородку и щурил левый глаз, — но довольно забавно, что вы сюда явились, Ваше Высочество. Ваш образ может стать законом моды. Не южный и не северный стиль!

— Прошу вас, — Грейс бросила короткий взгляд на кошку, словно беря от неё смелости, — выслушайте меня…

Но никто и не думал слушать. В адрес Грейс посыпались обвинения в наглости и преступлении законов Эритреи, запрещающей женщине всё. Буквально.

Тогда кошка чуть не потеряла над собой контроль, это момент, когда взрослые мужчины принялись в один голос ругать и осуждать Грейс. Хауфо зарычала, и хотела уже влезть, но её осадил голос в голове, мягко успокоил и заставил сесть обратно, выдыхая, потому что Грейс должна справиться сама.

Принцесса терпела этот шквал едких нападок, но иссякла довольно быстро. Собрав в кулак остатки своего мужества, она прошла мимо стоящих и сидящих мужей, замерла прямо напротив секретаря и, взяв из его рук пергамент, огласила повестку дня:

— Вино позапрошлого года, доход от улиц красных фонарей, празднования дня Бахуса и легализация невольничьего рынка в Хлависе? — Грейс вскинула брови, — это, по-вашему государственные дела? Да вы просто издеваетесь!

От возгласа нахмурившейся принцессы собравшиеся опешили. Повезло, что король был на охоте и выдвинул вместо себя в скучный совет Аскира, правую руку, что на Севере зовут десницей. Элеманх бы отослал дочь незамедлительно, но остальные не смели дерзить ей, тем более, то и дело, натыкаясь глазами на брошь Фирнена.

— Вы думать должны о посевах, об урожае, о распределении хлеба и торговле! Так, ты, — она глянула теперь на писца, — пиши! Пересмотреть указы о наемной рабочей силе и дать возможность работать женщинам. В частности, вдовам и сиротам! Тем, кто утратил кормильца и теперь не может добывать пропитание иным путем, как…

— Вот ещё, чтобы девица нам указывала! Какое неуважение! — возмутился снова Кэлс, — я требую, чтобы вы удалились, Ваше Высочество!

На сторону Кэлса встали Сэкао и Аскир, который уже понимал, что стоит Элеманхку прознать о выпаде его дочери, как беды не миновать.

— Я никуда не уйду. Покинуть зал Совета могут все желающие, все, кто считает себя униженным моим присутствием. Однако я бы попросила вас остаться, — Грейс потряхивало, — ваши знания и связи нужны Эритрее. Она достаточно страдала.

— Послушайте, Ваше Высочество, — сказал молчавший до этого мига Рэйманх, он держал в руке пергамент, на котором были написаны вопросы повестки дня, — если помыслы ваши и чисты, а намерения благородны, все равно, вы должны понимать, что на все ваши чаяния нужны деньги. Казна пуста. Эритрее нечего предложить своему народу. Мы не можем поднять налоги. Рабочим будет нечего платить, если мы обманем их, упасите боги, может начаться восстание. Нет денег — нет рабочих, нет работы, нет денег и еды. Круг замкнулся… думаете, мы все тут просто так собираемся и сердца наши не горят желанием послужить отечеству? Вовсе нет, голубка.