Николай быстро поднялся, нацепил рюкзак и, еле сдерживая рвущийся наружу крик, не оборачиваясь, вышел из пещеры. Сконцентрировавшись на удаляющемся вверх ущелье, мужчина зашагал по рыхлым следам колонны. Ненависть к самому себе крепла с каждым шагом, но не пройдя и двухсот метров, Николай застыл, не веря в то, что узрел: на одном из промёрзших выступов, в паре метров над землёй, сидела хихикающая Аня в длинном чёрном платье.
– Нет, – остолбенело прошептал мужчина, тут же зажмуриваясь и пытаясь проснуться.
– Я реальна, дорогой! – озорно подмигнула девушка. Послышался звук приминаемого снега. Николай вслепую попятился прочь и, оступившись, рухнул на спину, рефлекторно распахивая глаза.
– Ты же сам просил что-то новое! Теперь у нас будет уйма времени реализовать все наши фантазии, – спутница возникла прямо над головой, угрожающе нависая и придавливая плечи к земле тонкими ледяными руками. – Тебе даже не придётся засыпать!
– Нет! – резко дёрнувшись, в ужасе завопил Николай и вновь обнаружил себя в одиночестве посреди заснеженной тропы. – Тебя нет!
Внезапно по всему телу прокатилось нарастающее жжение, переходящее в мучительные пульсации то тут, то там. Голова заболела так, словно в неё вонзили сотню раскалённых игл, а во рту почувствовался отвратный привкус крови и гнили – сдержать рвотный позыв не удалось, и мужчину вывернуло на снег. По белому ковру растеклось жёлто-красное пятно.
– Не волнуйся, Коля, – хищно улыбнулась вновь возникшая из ниоткуда девушка, обнажая заострённые зубы. – Осталось недолго.
Глава десятая
Начерченная углём радуга
Пожалуй, стоит, наконец, рассказать вам новости. Хворост закончился неделю назад, а вчера опустела последняя остававшаяся коробка консервов – так что, скорее всего, сегодня крайний день, когда у меня ещё хватит сил что-либо записать.
Переход через плато был… Изнурительным, если придерживаться культурного слога. Чем дальше мы двигались на юг – тем сильнее становился ветер. Видимо, на экваторе до сих пор светит солнце – нагретый воздух тут же устремляется наверх, в горы, и, сталкиваясь со здешним холодным, образует шквальные ураганы, почти срывающие мясо с костей. В одну из ночей он поднял нашу юрту прямо вместе с креплениями и унёс на несколько сотен метров в темноту. Едва нашли. Теперь приходится выставлять посменных дежурных, чтобы дополнительно прижимать её к земле.
Само же нагорье оказалось промёрзшей безжизненной пустыней, где не осталось ни намёка на какую-либо органику. Тысячелетние каменные волны, подобные песчаным дюнам. Отдалённые горные вершины, ехидно смеющиеся над нами своими белыми шапками. Столь сухой воздух, что каждый вдох отдаётся скоблящей горло наждачкой. У нас ушло почти две недели, чтобы преодолеть этот поднебесный ледник.
На одиннадцатый день, посреди равнины, мы наткнулись на брошенный караван из нескольких деревянных повозок, грузовых телег и ослиных упряжек. Похоже, местные предпочитали современным двигателям старый добрый вьючный извоз. Тогда мы впервые за трое суток смогли разжечь костёр и достойно погреться. Помню, как идущий впереди Петя, позабыв всякую усталость, сломя голову кинулся к обломкам, полный надежды найти хоть какие-то припасы, но, разумеется, везде было пусто. То ли перевозчик застал новости о бомбёжках уже на обратном пути и, бросив всё, умчался налегке, то ли кто-то обчистил оставленное ещё до нас. По крайней мере, мы хотя бы не нашли трупов.
Теперь мы набиваемся в три палатки вместо пяти и кое-как согреваем друг друга. Оказывается, горы́ из десяти человек достаточно, чтобы не отморозить почки, даже без костра под боком. Правда, запашку, конечно, не позавидуешь… Когда стало понятно, что еды никак не хватит до конца перехода, мы начали экономить ещё сильнее, урезав и так смешные порции в два раза. Скорость колонны, уже походившей, скорее, на беспорядочно шатающуюся толпу, упала почти до нуля. За последние семь дней мы прошли только шестьдесят километров. Позавчера, наконец, преодолели нагорье и начали спуск по другую сторону Тибета. Где-то там, внизу, бурлят воды Брахмапутры и зеленеют тропики Мьянмы.
Небо светлеет с каждым днём, но, даже когда солнце должно быть в зените, землю обнимает предвечерний полумрак. Зато хотя бы несколько часов в день видно, куда вообще двигаться. Тем не менее мы лишь отдалённо понимаем, где находимся: имеющиеся у нас карты охватывают этот регион лишь на крупном масштабе. По самым приблизительным прикидкам до подножия ещё пятьдесят километров. Все надеются найти там хоть что-то съедобное и продолжить путь в сторону Бангкока уже по дорогам.
Кстати, сегодня случился первый обморок от истощения. Вчера Ирина отдала свою последнюю порцию дочке, а три часа назад рухнула прямо посреди тропы, едва не свалившись со склона. Лишь удачей успели схватить и удержать. Так как у нас больше нет возможности кипятить воду – приходится пить снег, растапливая его прямо во рту. Из-за того что единственный дозиметр оказался похоронен под лавиной вместе с Семёном, вполне возможно, что мы все уже получили смертельную дозу излучения. Кто знает, безопасны ли здешние снегопады?..
Мы практически перестали разговаривать, особенно вне привалов. Нет ни сил, ни потребности: все давно научились понимать друг друга без слов. В дороге нынче не бывает ни бесед, ни ссор, ни даже извечных жалоб. Лишь снег под подошвами да шуршание трущихся штанин. Сплошная чёртова идиллия.
Знаете, когда я был совсем ребёнком, мы с мамой жили в коммуналке. Три семьи в трёх крошечных комнатах, общие душ и кухня. Ни секунды тишины и покоя. Никакого личного пространства. Побыть наедине с самим собой я мог лишь летом на даче, и ничто не приносило мне столько удовольствия, как аскетичная пустота той гостевой комнатки: пружинистая раскладушка, крошечная тумбочка да игриво отскакивающее от деревянных стен звучное эхо.
Всё изменилось к моим восьми: мать накопила стартовый взнос на нашу собственную квартиру. Помню, как впервые зашёл внутрь: обитая старым облезшим кожзамом дверь казалась уходящим ввысь небоскрёбом, а ведущий на кухню длинный коридор – бескрайним сводом гномьей пещеры. Я прошёл до его середины и, едва сдерживая в своём крошечном теле то необъятное таинственное благоговение, открыл старую скрипучую дверь в теперь мою собственную комнату. Внутри всё уже было обставлено: укрытая травянисто-зелёным покрывалом, излишне длинная кровать на вырост; светлый ворсовый ковёр на полу; явно перегруженный ящиками и отделениями письменный стол и старенькое дачное кресло, ставшее моим главным местом обитания на следующий десяток лет. Впервые в жизни у меня появился свой собственный крохотный уголок.
Тогда-то они и начались. Сны, что повторялись раз за разом с периодичностью в несколько недель. А может, и чаще, кто знает… Он был из хитрых – мастерски заметал следы. Я вскакивал посреди ночи, а одеяло было насквозь мокрое от пота. Поначалу в голове зияла абсолютная пустота: ни единого воспоминания или зацепки о том, что же меня так сильно пугало. Но постепенно, с каждым последующим пробуждением, начинали вычерчиваться силуэты и отголоски. Как будто ты многократно прослушиваешь низкокачественную голосовую запись, понемногу расшифровывая слова в бурлящей какофонии шума.
ebooksa