Дежурный после полуночи

22
18
20
22
24
26
28
30

Сперва я вспомнил, что во сне находился в этой же самой комнате, но стены, потолок и небо за окном походили на некие искривлённые внутрь себя овалы. Должно быть, вам сложно представить такое зрелище… В конце концов, эти выдуманные детским воображением структуры попросту невозможны в евклидовом пространстве. Не суть. Самым страшным стал тот момент, когда ко мне пришло осознание, что каждый раз в этой сюрреалистичной комнате находился кто-то ещё. А через пару десятков пробуждений, растянувшихся почти на два года, я вспомнил его лицо. Кукольная улыбка украшала некую фигуру, фривольно развалившуюся на моём удобнейшем кресле. Гримаса, состоящая лишь из широкого, но тонкого рта и едва заметного носа, походила на фарфор, полированный металл и пластик одновременно. Она не имела цвета, но источала глубинный свет луны, а отсутствующие глаза перекрывались глянцевой гладью, как у магазинных манекенов. Создание, если его можно так назвать, не делало совершенно ничего: просто сидело в кресле, повернув ко мне свою анатомически идеальную голову. Оно всегда появлялось в новой позе и намертво застывало, меняя расположение лишь при следующем пришествии. Иногда оно оказывалось на подоконнике, между денежным деревом и горой тетрадок. Порой – опиралось на шкаф или сидело на ковре у самой кровати. И всегда смотрело прямо на меня. От него исходила всепоглощающая тишина, а любые попытки прикоснуться оканчивались забвением и утренним подъёмом. Со временем я не просто перестал бояться, но даже полюбил эти сны. И к своим четырнадцати вместо одной лишь карикатурной улыбки на гладкой поверхности я видел целую палитру различных чувств. Любопытство. Волнение. Страх и печаль. Любовь и решимость. Но больше всего – заботу.

Всё прекратилось незадолго до пятнадцатилетия. Будь я верующим – подумал бы, что это был ангел-хранитель, оберегавший моё детство. Ангелы… Подумать только, что я несу. Хотя только на выдуманную подмогу мы теперь и можем рассчитывать. Честно говоря, я даже не уверен, зачем рассказываю вам всё это. Возможно, потому что из нынешних событий поведать особо-то и нечего. А поводов для радости или оптимизма нет тем более. Разве что вы – археолог, нашедший наши останки спустя пару веков. В таком случае даже фрагментарно сохранившаяся рукопись уже станет для вас приятным сюрпризом. Что ж, мой дорогой искатель, надеюсь, я смог хоть немного скрасить столь монотонную работу.

9 августа, Н. Небоходов* * *

О страницы начали стучать и разбиваться струящиеся из носа красные капли, а голову повело куда-то в сторону. Николай попытался быстро смахнуть ещё не впитавшуюся кровь, но лишь сильнее размазал зловещее пятно по странице. Захлопнув тетрадь, мужчина вынул из кармана пуховика заготовленные салфетки и, быстро смочив их перекисью, через боль запихнул в распухшие ноздри. Прикрыв глаза, он вслепую протянул руку куда-то в сторону и, едва сдерживая кашель, тихо прохрипел:

– Малышка, надо сделать укол, пока не уснули.

Но там, где ещё мгновение назад сладко сопела столь же вымотанная Элли, рука наткнулась лишь на примятый подтаявший снег. Николай испуганно дёрнулся, поднял веки и замотал головой, лишь усиливая и так разразившуюся в черепе качку.

– Вон она, – моментально появившаяся рядом Аня обхватила подбородок мужчины бледной холодной рукой и повернула лицо чуть вбок, указывая на вяло бродящую по юрте собаку. Николай дёрнулся, привычно отгоняя слабо вибрирующую дымку иллюзорного призрака – мираж усмехнулся и молча исчез.

– Элли, – прохрипел мужчина, на ощупь расстёгивая лежащий рядом рюкзак и перебирая крохи оставшихся лекарств. Услышав голос хозяина, животное навострило уши, повернулось и, тихо успокаивающе тявкнув, продолжило свой ход вдоль стен купола.

– Ладно, но не думай, что отвертишься! Тебе это нужно! – понимающе кивнул Николай, обратно надевая колпачок на уже заготовленный шприц. Краем глаза он продолжил наблюдать за вяло плетущейся собакой. Вот она легко ткнулась мордой в бок молящегося перед отбоем Айрата и, не получив никакого ответа, обиженно побрела дальше. Возле одной из палаток нагло влезла к сидящим в кругу Стёпе, Диме и Лене, сощуренно пытающимся распланировать дальнейший спуск на измятой карте. Получив от всех отрицательные покачивания головой и ободрительные поглаживания, собака фыркнула и устремилась дальше. Подойдя к рассевшимся у одной из стен Ерохиным и состроив жалобные глаза, она принялась поочерёдно тыкаться в сваленные рюкзаки, то и дело кидая взгляд на изнурённых членов семейства. Дремлющий Борис вяло морщил нос, Андрей с женой и сыном тихо перешёптывались в обнимку, а Маша молча играла в карты с Лизой, за последние недели плотно прибившейся к гостеприимной семье.

Из совещавшегося над картой круга поднялся осунувшийся Березин и, слабо прокашлявшись, обратился к переводящим дух жителям юрты:

– Мы должны выйти через пять часов. Лучше поспите, мы не сможем остановиться вплоть до полуночи.

И действительно, израсходовав запасы продовольствия, группа потеряла роскошь долгих привалов. Теперь единственной возможностью добраться до подножия стало непрекращающееся движение. Днём ранее шагать пришлось пятнадцать часов, дабы не тратить последние крохи энергии на бездельное протирание штанов.

– Помните, сегодня – второй день, – продолжил Степан. – Это самый сложный момент! Будет хреново. Очень. Но вскоре организм начнёт потреблять собственные жиры и станет легче! Человек может спокойно прожить без еды месяц, а то и больше. Нам же нужно всего несколько дней, пока не спустимся! А там уж найти что-то заточить будет куда проще!

Березин поджал губу, оглядел согласные лица молчащих товарищей, похлопал всё ещё сидящих над картой Диму с Леной по плечам и, зевая, скрылся в одной из палаток.

– Так, всё, – вовремя дёрнув головой, Николай вынырнул из уже почти проглотившего его водоворота сна и, еле встав на ноги, зашагал к обнимаемой Машей и Лизой собаке. – Пора, малышка, нельзя прекращать терапию.

– Коленька, если хочешь – мы приглядим за ней, ты отдыхай. Не переживай, от меня не убежит! – продрал глаза и потянулся разбуженный речью Степана Борис.

Николай вновь подозвал собаку, и та, недовольно выбравшись из нежных объятий девушек, послушно подошла к ногам хозяина. Заготовленная игла легко вонзилась в привычное место, впрыскивая очередную дозу. На сей раз – противовоспалительных. Элли чуть пискнула, облизнула поглаживающую руку и, отойдя к стене юрты, улеглась в ранее притоптанную выемку. Николай опустился рядом. Сбоку показалась ухающая фигура Бориса. Мужчина явно пытался размять затекшую поясницу, но, судя по всему, безуспешно:

– Посижу чуть с тобой. Всё равно толком не поспать.

Получив равнодушный, молчаливый кивок, мужичок наклонился и, набрав в руки белой россыпи, принялся усердно растирать бледное лицо. Довольно фыркнув и натянув шапку, Борис оглядел сидящих по другую сторону шатра дочку с новой подругой:

– Радует, что они с Машкой сдружились, даже несмотря на такую разницу в возрасте. Ей полезно. Андрюха всегда говорил мне: «Борь, каким бы отцом ты ни был – девочке всё равно женская фигура в семье нужна». Правда, думаю, у них с Лизой скорее сестринское общение. Ну хоть так, а то ведь она у меня всегда только с парнями общалась. Что в школе, что во дворе. Толпы друзей – и ни одной подруги. А я уже рассказывал, как её мамка смотала удочки со своим хахалем в Адлер, едва Машке два исполнилось?

– Каждый привал, особенно пока вино оставалось, – слушая монолог вполуха, сощурился Николай. Вынув из ноздрей пропитавшиеся кровью салфетки, мужчина убедился, что слизистая успокоилась, и, аккуратно высморкавшись, вздохнул полной грудью.