Пока часть германцев разоряла жилище этих людей, другие восхотели совершить бесчинство над матерью семейства и её дочерью, предварительно намериваясь умертвить мужчину с ребенком. Не сговариваясь, мы бросились на защиту этих несчастных, и тогда шайка мародёров накинулась на нас, как стая волков. Нас было втрое, а то и в четверо меньше их, но, несмотря на это, мы задали негодяям хорошую трепку. В схватке с нами они потеряли несколько человек и убрались прочь с воплями и проклятиями.
Нельзя передать, сколь велика была благодарность спасённых! Они пали к нашим ногам, плакали и горячо лепетали на своём языке благодарственные слова – не нужен был переводчик, чтобы понять это. После мы простояли неделю в том квартале, и нас обхаживали, как самых лучших гостей, задаривали подарками и угощали изысканной едой. Спасённая нами девушка была чудо как хороша, что, надо признаться, редкость среди сарацинок. Их женщины некрасивы и поэтому закрывают лицо платком, – поразительно, но мужчина, имеющий желание жениться, должен заплатить выкуп за свою избранницу, внешность которой вряд ли его обрадует. Ну, не странно ли, святой отец, – за наших пригожих северных красавиц приплачивают родители, выделяя жениху приданное, а за сарацинок, не способных восхитить мужчину своим видом, платят их будущие супруги!
После взятия Иерусалима его правителем стал граф Готфрид, который был провозглашен иерусалимским королем, – продолжал Робер. – Наш граф Танкред отбыл в Антиохию, дабы управлять там, но мы не пошли за ним. Помню мой разговор с друзьями накануне того, как я навсегда расстался с ними.
– Что же, – сказал один из них, – наша миссия выполнена. Святая земля свободна и принадлежит христианской церкви. За время похода я добыл достаточно богатств, которых хватит мне и моим потомкам. Я возвращаюсь домой.
– Я с тобой, – поддержал его второй мой товарищ. – Я соскучился по родным местам, мне надоела жара и безводные пустыни. Я хочу увидеть наши зеленые поля, пышные леса, широкие реки и бескрайние озера.
– И я с вами, – произнёс третий. – А ты? – спросил он, обращаясь ко мне.
– Я остаюсь. Великие святыни, хранящиеся тут, вызывают во мне трепет и восторг. Я хочу пожить на той земле, где ступала нога Спасителя.
Они поняли меня, хоть и не могли скрыть своей грусти…
Однако перед тем как я проводил их в обратный путь, мы удостоились великой чести: нас посвятил в рыцари сам граф Танкред. Мы исповедовались, причастились, облачились в белые льняные одежды и предстали перед нашим господином.
Прежде всего, нас спросили, любим ли мы Господа и трепещем ли перед Ним? Затем свидетелями из числа рыцарей было подтверждено наше душевное благородство, проявляющиеся в вере, надежде, милосердии, справедливости, отваге, преданности и иных добродетелях.
После нас спросили, не совершил ли кто-нибудь из нас низкого поступка, противоречащего установлениям рыцарства, не обуревает ли кого-нибудь тщеславие, или подобострастие, или гордыня: не является ли кто-нибудь пьяницей, чревоугодником и клятвопреступником, жестокосердым, корыстолюбивым, лживым, вероломным, ленивым, вспыльчивым и сластолюбивым или погрязшим в иных пороках?
Мы отвечали, что нет, и свидетели подтвердили это.
Потом был задан вопрос о дворянском происхождении, и поскольку все мы были дворянами, но не из знатных родов, то за нас поручился сам граф. Здесь же мы предъявили свое оружие и доспехи, ибо не может быть рыцарем безоружный воин, к тому же, не располагающий определёнными средствами. Из-за нехватки денег он не сможет приобрести доспехов, а из-за недостатка доспехов и средств он станет грабителем, изменником, вором, лжецом, лицемером, – и ничего в нём не будет от рыцарства.
Наконец, граф сказал, что мы достойны стать рыцарями, а испытания, которые мы с честью выдержали, будучи оруженосцами в трехгодичном тяжёлом походе, позволяют посвятить нас в рыцарское звание без дальнейших условий. Он опоясал каждого из нас мечом и нанес удар ладонью по щеке с кратким наставлением: «Будь храбр». Это единственная пощечина, святой отец, которую рыцарь получает, не возвращая.
Тут вперёд вышел священник, благословивший наши мечи и прочитавший поучение: «Господи, Боже мой! Спаси рабов Твоих, ибо от Тебя исходит сила, без Твоей опоры исполин падает под пращей пастуха, а бессильный, воодушевляемый Тобой, делается непоколебимым, как чугунная твердыня против немощной ярости смертных.
Всемогущий Боже! В руце Твоей победные стрелы, и громы гнева Небесного; воззри с высоты Твоей славы на тех, кого долг призывает в храм Твой, благослови и освяти мечи их, не на служение неправде и тиранству, не на опустошение и разорение, а на защиту престола и законов, на освобождение страждущих и угнетённых; подаждь им, Господи, во имя этого священного дела, мудрость Соломона и крепость Маккавеев».
По окончании обряда мы оделись, как подобает рыцарям, прикрепили к сапогам шпоры и, взобравшись на коней, показали свое умение обращаться с копьём, коим каждый из нас поразил на всём скаку специально изготовленное для этой цели чучело…
Ох, простите, святой отец, слёзы текут из моих глаз при этом воспоминании, – произнёс Робер, закрыв лицо рукой. – Это был самый торжественный момент в моей жизни, который мне не забыть до гробовой доски. А ещё мне не забыть слова графа, сказанные на прощание: «Нас будут судить: потомки заметят за нами много грехов. Но пусть они не забудут и наших добродетелей: мужества, чести, не задетой торгашеством, стремления жить жизнью, достойной мужчины и воина!».
Ах, святой отец, какие были времена, какие были люди! Нет, не могу вспоминать спокойно, – душа моя плачет и тоскует по славному прошлому!