Женщина-рыцарь. Самые необычные истории Средневековья

22
18
20
22
24
26
28
30

В ближайшие дни она упорно избегала меня, и мне никак не удавалось остаться с ней наедине. В довершение всего, занимавшиеся обустройством госпиталя рыцари решили создать некое братство, наподобие монашеского, для чего проводили непрерывные советы, к участию в которых привлекали и меня. Об этом братстве я расскажу вам чуть позже, оно сыграло немалую роль в моей жизни, а пока ограничусь простым упоминанием о нём. Определенно могу сообщить вам, что я не был в числе его основателей, поскольку мои мысли в то время занимала одна лишь любовь. Я даже не помню толком, о чём говорили рыцари на советах…

Как мне было добиться встречи с моей возлюбленной? Как?.. Забавно, что именно теперь я располагал такими огромными возможностями, каких у меня не было раньше: если помните, мои попытки показать Ребекке свою любовь с помощью кошелька закончились очень скоро с полным истощением оного. Сейчас мне это не грозило: я мог бы нанять сотню музыкантов, певцов и поэтов, чтобы они прославляли мою дорогую Абелию; я мог бы устлать её путь роскошными коврами; я мог бы устроить турнир в её честь, однако ничего этого делать было нельзя. Я знал, что нарочитым показом своих чувств отвращу её, и без того напуганную и подавленную, от себя.

Как же мне было добиться встречи с ней? И что говорить, добившись свидания?.. Вдруг меня озарило; странно, что такое решение раньше не пришло мне на ум; я увидел, что нужно делать. Выход я нашел простой и действенный: однажды вечером я подошёл к Абелии, взял её за руку и вывел во двор. Сопротивляться она, конечно же, не стала, чтобы не привлечь внимания, – на этом и строился мой расчёт. Однако я пошел с ней не к тому дому, где мы провели ночь любви, но в противоположную сторону. Видя это, Абелия несколько успокоилась, а я, не затрагивая наших отношений, говорил о разных пустяках, чтобы еще более успокоить её.

Мы вышли из города через Ворота Милосердия; стража уже готовилась закрыть их, но меня знали в лицо и выпустили без лишних вопросов, выказав лишь удивление, что я и моя дама отправляемся в ночь пешими и без охраны. Абелия вновь встревожилась, но я отвечал стражникам, что мы идем в паломничество по дороге Спасителя и Праведных Духом, поэтому не боимся беды. Это было сущей правдой и тоже входило в мой план; Абелии понравилась такая идея, чего я и ожидал.

Местность к востоку от Иерусалима на редкость унылая: пыльная высохшая степь с крошечными оазисами полей и садов. Днём смотреть на неё тоскливо, а ходить тут жарко и тяжело, к тому же, осенью из пустыни часто дует сухой сильный ветер, поднимающий пыль до небес: от него трудно дышать, горит кожа и слезятся глаза. Однако ночью – иное дело; ночью жара спадает, но не настолько, чтобы хорошо одетый человек мог замерзнуть; само собой, я не говорю о зимних месяцах, когда порой случаются настоящие снегопады на удивление местным жителям.

Ветер по ночам меняет направление и дует из-за гор, от моря, напоминая наши ласковые летние ветра. Воздух над степью очищается и становится таким прозрачным, что сияние звезд отражается на земле, а небесный купол весь заполнен огнями и нет ни одного уголка на нём, который не озаряло бы какое-нибудь светило. Не нужно и глаза закрывать, чтобы представить себе, как над этим сапфировым, усыпанным бриллиантами куполом неба в невообразимой выси сверкает хрустальный престол Господа нашего, а вокруг парят ангелы в белых, чистых одеждах и с лебедиными крыльями.

* * *

– Погодите, мессир рыцарь, я это запишу, – пробормотал Фредегариус, встряхивая головой. – Всё что касается местности около Иерусалима, пустыни, ночи, неба… Это должно быть отражено в хронике.

– Прошу вас, святой отец! – воскликнул Робер, которому начало уже казаться, что монах спит с открытыми глазами. – Мне повторить?

– Нет, я запомнил. Только подождите немного… Готово. Можете продолжать.

– Как прикажете, – сказал Робер, усмехаясь в бороду. – Зря вы не желаете выпить красного вина, оно бодрит.

– Нет, благодарю, – отказался Фредегариус. – Вы не думайте, что я сплю. Я слушаю вас самым внимательным образом.

– Воля ваша, – Робер налил себе с треть стакана и выпил мелкими глотками. – Продолжим… Абелия тоже восхищалась красотами восточной ночи; прибавьте сознание того, что мы ступали по земле, по которой шёл когда-то Спаситель. Надо было видеть, с каким благоговением Абелия всматривалась в дорожную пыль, будто надеясь найти отпечатки ног Иисуса.

Наша беседа вполне соответствовала обстановке: мы говорили о пришествии Христа в Иерусалим, о том, что чувствовал Спаситель, предвидя свои крестные муки и конец своего земного существования. Абелия с волнением рассуждала о переживаниях Девы Марии, которая должна была отдать на заклание своего сына: какое горе для матери и какая высшая жертвенность с её стороны! Я слабая женщина, говорила Абелия, я бы не смогла поступить так, я бы постаралась спасти моё дитя, я бы не отдала его на мучения и смерть.

Я понял, что наступил подходящий момент для объяснения.

– Абелия, не вини себя в том, что ты не делала! – вскричал я, сжав её руки. – Ты грешна, быть может, в помыслах, но не в поступках. Нет, нет, не перебивай меня! Твой грех – это мой грех; не ты сотворила его, но я склонил тебя ко греху. Но послушай, что я предлагаю. Ты раскаиваешься в своем поступке, ты страдаешь от того, что совершила его. Скажи же мне, как на духу: если бы мы обвенчались, ты стала бы думать, что избавилась от греха прелюбодеяния, или, по крайней мере, уменьшила его?

– Обвенчались… – отвечала мне Абелия с призрачной улыбкой. – Это невозможно.

– Возможно, – сказал я. – Я слышал, что в Иерусалиме есть каноник, который наизусть знает Священное Писание и Священное Предание, Учение Отцов Церкви, Установления Святых Соборов и Послания Святейших Пап. Я обращусь к нему, и он найдет правило, по которому жена считается свободной от мужа, если о нём достаточно долго нет вестей.

– Может ли быть такое правило? – с сомнением возразила Абелия.

– Должно быть! – ответил я. – Сколько мужей пропадает без вести! Я уверен, что в святых книгах даётся разъяснение, как быть жене в таком случае.

* * *

Под Фредегариусом скрипнуло кресло.