У другого женского Ордена – Рыцарей Святой Марии было несколько наименований: The Order of the Blessed Virgin Mary, the Order of Saint Mary of the Tower и the Order of the Knights of the Mother of God. Женщины в этом Ордене носили звание militissa (воительница).
В Орден Сантьяго со времени его основания (1175 год) принимали женатых рыцарей, и вскоре были созданы отдельные женские подразделения с женщинами во главе. Орден был основан для защиты паломников, его обязанностью было сражаться с сарацинами, но, помимо обязанностей военных, Орден исполнял обязанности по устройству ночлега паломников. Женщины носили в Ордене звание commendadora. Этот Орден существует по сей день.
Женщины были и в Тевтонском Ордене; они полностью принимали стиль орденской жизни и его дисциплину. В начальный период женщины Ордена выполняли обязанности лекарского и обслуживающего персонала, но в 1190 году в Тевтонском Ордене появились военные женские подразделения.
В Англии женские подразделения были у Ордена Госпитальеров. Женщин-рыцарей там называли soeurs hospitalires. Их крепость-монастырь в Бакленде существовала до 1540 года, когда была закрыта вместе с остальными монастырями в ходе религиозной реформации Генриха VIII.
В Англии существует также знаменитый Орден Подвязки, рыцарями которого между 1358 и 1488 годами стали 68 женщин. Поскольку отметка Ордена делалась на могильных камнях его членов, известны практически все женщины-рыцари этого Ордена, причём, рыцарство в те годы всегда предполагало серьёзную подготовку.
Вооружённые женщины – частые персонажи европейского рыцарского эпоса. Самая известная женщина-рыцарь – Брадаманта, сестра рыцаря Рено де Монтабана. Её приключения стали частью двух важнейших поэм эпохи Ренессанса – «Влюблённый Орландо» (автор Маттео Боярдо) и её продолжения «Неистовый Орландо», принадлежащей перу Лудовико Ариосто.
История, о которой рассказывается далее, произошла в ходе войны Алой и Белой розы в Англии, однако отдельные военные действия затрагивали и Францию. О Жанне д’Арк, прославившейся в Столетнюю войну, знают все, но о женщине-воине Алисе знают немногие, хотя эта история не менее интересна.
Деревня возле церкви Всех Святых, расточающих благодать своими подвигами во имя Господа, была маленькой и грязной. Она тонула в низине, заполненной жирным влажным чернозёмом, который, будто море, катил на деревню тяжёлые волны. Они затопляли крестьянские хижины по самые крыши, но если по морским волнам можно передвигаться на лодке или корабле, то по земляным – нельзя. В сухую и жаркую погоду жители Всесвятского, как попросту называли деревню в округе, могли ещё выбраться из своей деревни, – туда, где за пригорком с тремя тополями начиналась широкая холмистая равнина, – но во время дождей безвылазно сидели дома, не имея ни возможности, ни желания дойти даже до своих соседей.
Жизнь Всесвятского была подчинена незыблемым правилам, которые не менялись от сотворения мира. Главным из них было не принимать никаких перемен: все знали, чего ждать от жизни по старым правилам, но что принесут перемены, не знал никто. Исходя из этого, в деревне подозрительно и враждебно относились к тем, кто пытался отойти от привычного жизненного уклада.
Наводнения, засухи, суровые зимы, болезни и войны не слишком тревожили деревню, ибо забирая людей, они не затрагивали существующий порядок, но порой случалось нечто из ряда вон выходящее, что вызывало волнение, граничащее с ужасом. Последним таким событием был приезд его сиятельства графа, владельца здешних мест; собственно, граф ехал в большое село на равнине, но бурным вечером сбился с дороги и случайное заехал в Всесвятское. До смерти перепуганные жители все до единого выскочили на улицу под проливной дождь с ветром и столпились вокруг своей старенькой церквушки. Дряхлый кюре трясущимися руками отворил дверь, вошёл в храм и зачем-то прочитал «Salve Regina» во имя Богородицы, затем «Confiteor Deo omnipotent» – покаяние перед Господом, и в заключение «Requiem aeterna dona eis, Domine» – поминовение усопших. После этого силы кюре иссякли, он без чувств опустился на приступок перед алтарём, а обитатели Всесвятского превратились в соляные столпы.
Граф, с изумлением наблюдавший эту сцену, спросил, что сельчане справляют сегодня – крестины или поминки? «Как будет угодно вашему сиятельству», – прохрипел староста. Господа из свиты графа сочли этот ответ насмешкой и хотели всыпать, как следует, дерзкому мужику, но его сиятельство остановил их. Внимательно посмотрев на старосту и на других жителей деревни, он сказал, что раздумал здесь ночевать, и велел во что бы то ни стало найти дорогу в большое село. Старосте приказали вести, куда сказано; с трудом поняв, чего от него хотят, он, словно приговорённый к казни, поплёлся во главе графского отряда и скоро скрылся во тьме бури.
Жена старосты, его свояченица, шурин, две взрослые дочери и два зятя всю ночь оплакивали несчастного, однако утром он вернулся в деревню. Его встретили как воскресшего из мёртвых, и если бы это было не при дневном свете, то, пожалуй, впрямь приняли бы за призрак. Он и выглядел, как призрак: бледный, с застывшим взглядом, вздыбленными волосами, оцепенелый. Когда его стали тормошить и расспрашивать, как там всё было, он замогильным голосом отвечал, что проводил графа до села, и показал серебряную монету, зажатую в кулаке. Эту монету пустили по кругу: жители Всесвятского слыхали, что такие деньги существуют, но никогда не видели их. После жена старосты отобрала её у любопытных и припрятала куда подальше, а мужа уложила в постель, растёрла уксусной кислотой, дала выпить горячего вина, а на ноги ему надела тёплые шерстяные носки.
К сожалению, старосту было уже не спасти: невзирая на заботы жены, он скончался через неделю; жена утверждала, что он помер от горячки, но в деревне точно знали, что староста не пережил потрясения, выпавшего на его долю, – да и кто бы мог пережить эдакое происшествие! Оно было таким, что о нём вспоминали потом много лет, раз за разом перебирая подробности и леденея при мысли, что подобный кошмар может повториться.
Без сомнения, приезд графа был действительно самым потрясающим событием в жизни Всесвятского, по крайней мере, за последние сто лет, но, как выяснилось, не для всех столь ужасным: маленькая девочка по имени Алиса, рыжий бесёнок, была в восторге от него. С жадным любопытством рассматривала она графа, сопровождающих его господ и их слуг, – они были так необычно и красиво одеты, они и сами были необычными и красивыми. Стальные нагрудники, шлемы, расписные щиты, мечи в роскошных ножнах и длинные копья с вымпелами; расчёсанные бороды, длинные кудри, чистые румяные щёки и весёлые ясные глаза, – всё это пленило девочку. Когда графский кортеж покидал деревню, Алиса готова была бежать за ним без оглядки, а ночью, в полусне-полубреду, снова и снова видела этих господ и даже говорила с ними.
Со временем эти впечатления потускнели, но не ушли. Возможно, Алиса так и прожила бы свой век, храня их в тайниках души, и лишь порой вспоминая то, что столь сильно поразило её в детстве, однако судьба распорядилась по-другому. Когда Алисе исполнилось семнадцать лет, её жизнь круто изменилась.
Почти все браки в Всесвятском заключались между родственниками. Кюре давно махнул рукой на существующие ограничения и венчал не только троюродных, но и двоюродных братьев и сестёр. Очень редко девушкам и парням из Всесвятского удавалось найти себе пару на стороне, так что Алисе крупно повезло, когда её просватали за сына мельника.
Водяная мельница стояла на болотистом ручье на другом краю низины, в четверть миле от деревни и, помимо церкви, была главной достопримечательностью Всесвятского. Правда, мельница была ветхая, с полусгнившими, покрытыми слизью колесами, которые натужно, со скрипом вертелись под ленивым напором воды, вытекающей из развалившейся плотины, но по своему положению в деревне мельник равнялся старосте, а сам считал себя выше его.
Мельник приехал в Всесвятское ещё в молодости, так что одни старики помнили, откуда он взялся и почему оказался тут, но он до сих пор держался особняком и любил показать, что он не чета всякой «деревенщине». Летом, в сухую погоду он почти каждую неделю выезжал на воскресную ярмарку в большое село на равнине и привозил оттуда что-нибудь особенное: последним его приобретением была пряжка для ремня, которая отливала чистым золотом. Подпоясав ремнём кафтан, мельник полдня расхаживал по деревне, заводя разговор то с одним, то с другим человеком и стараясь встать так, чтобы пряжка сияла на солнце. Как бы между прочим он сообщал собеседнику, что отдал за неё пять медяков, и с большим удовольствием наблюдал, как от этого сообщения у человека выкатывались глаза и перехватывало дыхание.
Жители Всесвятского и завидовали мельнику, и побаивались его. Всем известно, что на водяных мельницах водятся русалки, кикиморы, черти и всякая прочая нечисть. Мельники издревле водят с ними дружбу, и оттого им сопутствует удача в делах. Никто из деревенских обитателей нипочем не осмелился бы заночевать на мельнице, а мельник жил там постоянно, да ещё со своей семьёй, с женой и сыном.
ebooksa