Десять жизней Мариам

22
18
20
22
24
26
28
30

Салливан снова сплюнул и неровными шагами, пошатываясь, приблизился ко мне. Даже ветер, дующий в прохладном воздухе ранней осени, не мог разогнать тошнотворный запах немытого тела, мочи и спиртного. У меня аж желудок свело, и я сглотнула. Надсмотрщик протянул большую грязную лапу.

– Пропуск.

Я развернула грубую бумагу цвета слоновой кости, на которой писал шотландец. Символы мне были неизвестны, но смысл понятен. Салливан сделал вид, что читает (все знали, что он неграмотен), потом молча свернул бумагу и отдал мне. Всё, проблем у меня больше не будет. Этот человек, негодяй и фанфарон, дураком не был точно.

Салливан и все остальные в округе знали, что я работаю на Маккалоха. Другие белые считали поведение шотландца странным, перешептывались за его спиной, закатывали глаза на его хриплый, скрипучий голос и ехидничали, что он «больно распустил своих ниггеров». Но все ограничивалось разговорами за глаза. Соседей пугал необузданный нрав самого Маккалоха, устрашали размеры его землевладения, и они не отваживались на что-то большее. И еще шотландец терпеть не мог, когда в дела его людей кто-то вмешивался. Перед своей бригадой Салливан ходил петухом, но на большее не решался.

– Значится, к Вашингтону ходила. Там кто-то родился?

– Нет, они заразились.

Салливан с перекошенным лицом отпрыгнул подальше от меня. Лесорубы принялись ухмыляться и пересмеиваться. Надсмотрщик открыл было рот, да поздно: репутация уже пострадала. Ее сгубила чернокожая тетка и страх подхватить лихорадку. Уже собираясь уходить с ощетинившейся пнями поляны, я кивнула и заговорила с лесорубами, большинство из которых знала если не по имени, то в лицо. Кроме одного. Высокого, хорошо сложенного парня, который поймал глазами мой взгляд, и его лицо озарилось улыбкой. Он был без рубашки, и плечи у него, хоть и покрытые грязью, опилками и по́том, были сильные и мускулистые, талия тонкая, живот плоский.

Парень слегка кивнул мне в ответ, а у меня перехватило горло.

– Доброутро, – произнес он вежливо, ровным голосом. Мое ухо уловило округлость тона, напомнившего мне говор жителей Вирджинии и Джорджии. Парень родился явно не здесь, был слишком молод для этого.

– Доброе утро, – поздоровалась и я.

– Меня зовут Нед, – добавил он тихим голосом.

Под ложечкой закрутило так сильно, что показалось, будто меня сейчас вырвет. То же ощущение я испытывала, когда Джеймс держал меня на руках и шептал на ухо слова любви. Ощущение, которого так долго не было в моей жизни, что я почти не узнала его.

Желание.

Следующие несколько дней я не могла ни о ком и ни о чем думать. Настолько…

– Мариам!

Маккалох стоит в дверях курятника, где я собирала яйца для Долли. Или думала, что собираю. Как долго он там стоял, не знаю. И сколько я провозилась, неведомо.

– Сэр?

Он откашливается, хотя это больше похоже на разгневанный рык.

– Соберись с мыслями, девочка, и ступай в сарай. Там тебя ждут лесорубы Эбнера с Уошем и Клейтоном. Один ранен. – Шотландец хмурится.

– Да, сэр, – быстро откликаюсь я, вытираю руки о фартук и направляюсь к колодцу за водой. По пути прикидываю, что мне понадобится: тряпки, алоэ, отвар ивовой коры, уксус, что-нибудь снять боль…