В Кэндлфорд!

X

Летние каникулы

После того, первого визита в Кэндлфорд у родителей Лоры вошло в обычай летом арендовать у трактирщика пони и рессорную тележку и ездить туда каждое воскресенье; а кэндлфордские тетушка, дядюшка и кузины каждое лето на ежегодный сельский праздник приезжали в Ларк-Райз.

Затем однажды, когда Лоре было одиннадцать лет, а Эдмунду девять, мама удивила их, спросив, смогут ли они дойти до Кэндлфорда вдвоем, без провожатых. Они ведь, напомнила Эмма детям, часто ходили пешком в городок и обратно. Тот располагался в шести милях от Ларк-Райза, а Кэндлфорд – всего в восьми. Но как они считают, можно ли им доверять («Не ходи в поле собирать цветы, Лора!»), не собьются ли они с дороги, уверены ли, что не вступят в разговор с незнакомцами, которых могут встретить в пути, не поддадутся ли на всякие уговоры и посулы? Школу распустили на летние каникулы, и тетушка Энн написала письмо, в котором приглашала племянников провести неделю-другую с нею и кузинами.

Так не собьются ли дети с пути? Что за вопрос! Конечно, не собьются. И Эдмунд начал рисовать карту дороги, чтобы убедить маму. Когда они смогут пойти? Не раньше субботы? Как долго ждать! Но мама сказала, что сначала должна написать тетушке и сообщить ей о прибытии Лоры и Эдмунда, тогда, возможно, кто-нибудь из кузин выйдет им навстречу.

Наконец наступила суббота, мама помахала детям от калитки и крикнула им вслед, чтобы не забывали про повороты, а главное, сторонились незнакомых мужчин. Очевидно, она имела в виду недавний случай похищения, о котором написали на первой полосе воскресной газеты; но ей не нужно было бояться, ведь по этим безлюдным проселкам, вероятно, не рыскал ни один преступник, а если бы и рыскал, встреча с двумя детьми не сулила стоящей добычи.

Оба надели мягкие старые хлопчатобумажные вещи – «для удобства», по маминому выражению: Лора – зеленое платьице, знававшее лучшие времена, но выглядевшее не столь уж плохо, хорошо выстиранное и выглаженное, а Эдмунд – белый матросский костюмчик, раньше именовавшийся воскресным, однако пониженный в звании, поскольку у него отвисли рукава и штанины и немного разошлись швы. На обоих были так называемые зулусские шляпы из тростника с очень широкими полями, в которых дети, должно быть, выглядели как парочка ходячих грибов. Большинство вещей, необходимых для пребывания в гостях, были отправлены почтовым фургоном, но брат с сестрой все равно были увешаны пакетами с едой, подарками для кузин и пальто на случай дождя. Лора едва отделалась от зонтика: мама убеждала ее, что, если не будет дождя, можно использовать его от солнца; но в последнюю минуту девочка ухитрилась сунуть его в угол и «забыть дома».

Брат с сестрой вышли из дома в семь часов прекрасного августовского утра. Восходящее солнце осушало поднимавшуюся туманом росу на колосьях пшеницы, еще остававшихся на частично убранных полях. На придорожных обочинах цвели неказистые желтые цветы, появляющиеся поздним летом: козлобородник, язвенник, высокие заросли якобеи и разнообразные кульбабы; солнце мягко светило сквозь туман; и все вокруг было окрашено в золотистые тона.

Очередная сжатая нива уже была готова к сбору колосьев, и первую милю Лора и Эдмунд прошагали в компании нескольких своих школьных товарищей и их матерей, очень веселых, ибо прошел слух, что конной волокушей на жатве управлял молодой Боб Тревор, который позаботился о том, чтобы оставить для собирателей побольше колосьев.

– Если бы пришел надсмотрщик и начал вынюхивать, Боб сказал бы, что с волокушей что-то неладно и она плохо гребет солому. Но тот угол между двумя изгородями он оставил для своей матери. Там собирать нельзя.

Женщины одна за другой подходили к Лоре и шепотом осведомлялись, как чувствует себя мама и легко ли переносит жару. В последнее время Лора часто бывала вынуждена отвечать на подобные вопросы.

Впрочем, вскоре сборщики колосьев гурьбой устремились в ворота и разошлись по стерне, торопясь занять себе участок. Затем Эдмунд и Лора миновали школу и очутились на менее знакомой территории. Они пустились в свое первое самостоятельное приключение, и детские сердца трепетали от неизведанного ощущения свободы. Впереди их ждал Кэндлфорд, до которого оставалось еще много миль, и было отрадно знать, что там им обеспечены ужин и ночлег; но удовольствие, которое они испытывали, предвкушая приятный визит, было ничто в сравнении с радостью путешествия. Вообще дети предпочли бы не знать, куда именно они направляются. Им хотелось быть настоящими исследователями, как Ливингстон в Африке; но, поскольку место назначения было определено без них, то экспедиции предстояло ограничиться чудесами, встреченными по дороге.

Чудеса же встречались им в изобилии, ибо, чтобы восхитить брата с сестрой, многого не требовалось. Струйка чистой воды, вытекающая из трубы в откосе под живой изгородью, была для них тем же, чем для более искушенных путешественников являлся водопад; а попадавшиеся по пути повозки с выведенными на передке незнакомыми именами фермеров и названиями ферм волновали не меньше, чем чужой язык. Стайка длиннохвостых синиц, перепархивающих с куста на куст, пара коров, наблюдавших за детьми сквозь забор, щебечущие ласточки на телеграфных проводах составляли им веселую и приятную компанию. Но и дорога не была безлюдна, ведь по обе стороны от нее на полях трудились мужчины, собирая урожай; брат с сестрой проходили мимо повозок, доверху нагруженных снопами, видели, как другие, уже опустевшие, повозки, громыхая, возвращаются за очередным грузом. Порой какой-нибудь возчик заговаривал с ними, и на его «Куда шагаешь, малец?» Эдмунд отвечал: «Мы идем в Кэндлфорд»; и брат с сестрой, понятное дело, улыбались, когда им говорили: «Одна нога здесь, другая там – и доберетесь засветло».

Волнующий эпизод случился, когда они проходили через село с лавкой, в которую смело зашли и купили бутылку имбирного лимонада, чтобы запить сэндвичи. Бутылка стоила два пенса, и когда детям сказали, что они должны доплатить еще полпенни, они заколебались. Но, вовремя вспомнив, что каждому из них выдали дома по целому шиллингу, больше, чем у них было когда-либо в жизни, они доплатили, будто миллионеры, а кроме того, приобрели два длинных розово-белых леденца с кончиками, обернутыми в бумагу, чтобы не прилипали пальцы, и отправились дальше.

Однако восемь миль – это немало для маленьких ножек да по августовской жаре; солнце нещадно пекло спины, от пыли слезились глаза, ноги ныли, и настроение падало. Напряжение между братом и сестрой достигло предела, когда они встретили стадо мирно бредущих, но запрудивших узкую дорогу дойных коров; Лора бросилась назад и перелезла через ворота, оставив Эдмунда одного. После этого он обозвал сестру трусихой, и она решила, что не будет с ним разговаривать. Но, как и большинство ее попыток надуться, эта также продолжалась недолго, ибо Лора не выносила плохих отношений с кем бы то ни было. Не по великодушию, ведь вообще-то она зачастую не прощала ни реальных, ни воображаемых обид, а потому что настолько хотела нравиться окружающим, что иногда извинялась, даже если знала, что не виновата.

Эдмунд был совсем другого склада. Этот держался своего слова твердо, как скала. Но зато никогда не высказывался поспешно и необдуманно: говорил лишь то, что собирался сказать, и если кто-то обижался, что ж, делать нечего. Истину, как он ее видел, это не меняло. Когда Эдмунд назвал Лору трусихой, он не собирался ее оскорбить, просто констатировал факт, скорее огорченным, чем сердитым тоном. А Лора возражала лишь против того, чтобы брат произносил это вслух, поскольку боялась, что это правда. Если бы он заявил, что она дура или жадина, Лора бы только рассмеялась, ибо знала, что ни той, ни другой не является.

К счастью, вскоре после этого им навстречу попалась двигавшаяся между живыми изгородями компания, по виду – вышедшая на прогулку школа для девочек. Это была группа кузин, постаравшихся собрать как можно больше своих школьных подруг и отправившихся на пикник с большой жестяной банкой лимонада и кексами в корзине. Девочки расселись на берегу небольшого ручья, пересекавшего в этом месте дорогу, и, обмахиваясь пучками ивовых веток, скинули туфли, чтобы поискать камешки, а потом окунули пальцы ног в воду, и вскоре вся компания стала шлепать по воде и плескаться, к изумлению Лоры, которой вечно твердили, что, если помочить ноги в холодной воде, от этого «кто угодно умрет».

Кажется, совсем скоро после этого путники достигли Кэндлфорда и были радостно и шумно встречены родными.

– Они добрались! И всю дорогу шли пешком! – крикнула тетушка Энн приятельнице, которой случилось проходить мимо ее дома; приятельница обернулась и заметила:

– Настоящие юные путешественники, не так ли?