Ее друзья кинулись к двери на крик, но дверь была заперта изнутри.
– Уйдите, прошу вас, – сказала она, – уйдите сейчас. Я буду вести себя тихо, только уйдите все!
Читать дальше не было сил. Элеонора отложила в сторону письмо мисс Монро и распечатала письмо от мистера Джонсона, датированное более ранним числом – за пару недель до письма гувернантки. Мистер Джонсон также выражал удивление затянувшимся молчанием Элеоноры, которая не ответила на его письмо от 9 января, вследствие чего ее попечители были вынуждены самостоятельно принять решение (весьма разумное, на взгляд мистера Джонсона) и согласились за очень хорошие деньги продать железнодорожной компании часть усадебной земли: именно там, согласно последним изменениям в проекте, желательно проложить новую линию; решение уже согласовано с мистером Осбалдистоном, и т. д. и т. д. Элеонора бросила читать – не иначе ее преследует злой рок! Потом она все же заставила себя вернуться к письму мистера Джонсона и попыталась дочитать его, но слова не достигали ее сознания, и она уяснила для себя только то, что мистер Джонсон намерен был переправить свое письмо мисс Монро, у которой больше возможностей послать его Элеоноре с какой-нибудь оказией, так как на почту надежды нет. Письмо мистера Брауна по своему характеру ничем не отличалось от прочих его посланий: их переписка поддерживалась в память об общем покойном друге, мистере Нессе. К Элеоноре оно попало таким же образом, как и письмо мистера Джонсона, – при посредничестве мисс Монро. Рассеянно пробежав его глазами, Элеонора уже хотела сложить исписанный лист бумаги, как вдруг зацепилась взглядом за фамилию Корбет: «Возможно, Вам интересно будет узнать, что давний ученик нашего покойного друга, пожелавший приобрести Вергилия с итальянскими пометками, назначен новым судьей взамен судьи Дженкина. По крайней мере, к такому выводу пришел Ваш покорный слуга: мистер Ральф Корбет, королевский адвокат, и почитатель Вергилия – одно и то же лицо».
– Да, – с горечью промолвила Элеонора, – он как в воду глядел: мы не были бы счастливы вместе.
За все минувшие годы она впервые допустила в свои мысли некое подобие упрека. Элеонора задумалась о прежних днях, и это удивительным образом помогло ей собраться и дочитать до конца письмо мисс Монро. Вот кто настоящий друг! Мисс Монро немедленно сделала то, что, по ее мнению, сделала бы сама Элеонора, будь она на месте: перво-наперво написала мистеру Джонсону и поручила ему принять все меры для защиты Диксона, невзирая на расходы. Она даже подумывала совершить поездку в город, куда доставили Диксона, и навестить его в тюрьме. Элеонора догадывалась, что героическими усилиями и порывами мисс Монро двигала любовь к воспитаннице, горячее желание по возможности вернуть ей душевный покой, а отнюдь не вера в невиновность Диксона. Отодвинув письма, Элеонора пошла было к двери, потом вернулась и дрожащими руками убрала их в бювар. Когда она вошла в гостиную, на ней лица не было – не человек из плоти и крови, а призрачная тень.
– Могу я минуту поговорить с вами наедине? – Ее бесцветный голос прозвучал скорее как приказ. Каноник Ливингстон поднялся и проследовал за ней в соседнюю столовую. – Прошу вас рассказать все, что вы знаете… все, что слышали о моих… вы понимаете, о чем я.
– Я узнал об этом от мисс Монро, по крайней мере вначале… Накануне моего отъезда вышла заметка в «Таймс». Мисс Монро уверяет, что подобное могло случиться только в минуту внезапной вспышки гнева, – если старый слуга действительно виновен; что он уравновешенный, надежный, исключительно добропорядочный малый. Напротив, к мистеру Данстеру она питает, кажется, сильную неприязнь, за то что он без надобности постоянно докучал вашему батюшке; мисс Монро прозрачно намекает, что его исчезновение связано с пропажей значительной доли состояния мистера Уилкинса.
– Неправда! – резко возразила Элеонора, не желая возводить напраслину на покойного, однако тут же и осеклась, чтобы не проговориться и не выдать своей полной осведомленности. – Я хочу сказать… У мистера Данстера было много неприятных черт… и папá… мы все его недолюбливали, но нельзя приписывать ему нечестность… Прошу вас помнить об этом.
Каноник слегка поклонился и пообещал принять это к сведению. Он ждал продолжения и, не дождавшись, произнес наводящую фразу:
– Значит, мисс Монро собирается навестить Диксона в…
– Ах, мистер Ливингстон, не мучьте меня!
Он с жалостью смотрел, как Элеонора ломает пальцы, тщетно пытаясь вернуться к спокойной манере разговора, которую ей поначалу удавалось поддерживать. Наконец она с виноватой полуулыбкой взглянула на него:
– Невыносимо думать, что добропорядочного старика держат в тюрьме!
– Так вы не верите, что он виновен! – изумленно воскликнул каноник Ливингстон. – Боюсь, все, что я успел услышать и прочитать, практически не оставляет сомнений: ваш старый слуга совершил убийство – возможно, по неосторожности, в минуту, когда он не владел собой.
Элеонора покачала головой и спросила:
– Как скоро я смогу добраться до Англии? Мне нужно ехать немедленно.
– Пока вы лежали, миссис Форбс послала узнать. Боюсь, ближайший корабль до Марселя отходит в четверг – послезавтра.
– Нет, ждать нельзя! – Элеонора заметалась по комнате. – Я должна ехать. Помогите мне, заклинаю! Нужно успеть до суда!
– Увы! До суда вам не вернуться, как бы вы ни спешили. Слушания состоятся в Хеллингфорде, а этот город значится первым в списке мидлендских[31] ассизов. Сегодня двадцать седьмое февраля, ассизные сессии начнутся седьмого марта.
– Завтра же на рассвете поеду в Чивиту[32], может быть, сумею попасть на корабль, о котором здесь просто не знают. Все лучше, чем сидеть сложа руки. Если он умрет, тогда и я должна умереть. Ох! Я сама не знаю, что говорю, я в полном отчаянии! Сделайте милость, оставьте меня и никого ко мне не впускайте. Миссис Форбс добрая душа, она простит меня. Завтра утром перед отъездом я всем скажу до свидания, но сейчас мне нужно многое обдумать.