– Как там все, как мисс Монро? – вклинилась Элеонора.
Каноник с терпеливой улыбкой принялся отвечать на вопросы и мало-помалу удовлетворил их любопытство. Он прибыл только вчера вечером и целый день пытался напасть на их след, но кого ни спрашивал, точного адреса так и не выведал. В этом гвалте и хаосе да с его слабым итальянским он совсем растерялся, а единственный прислужник в гостинице со знанием английского ушел со всеми праздновать… Нет, он не жалеет, что поспел лишь к последнему дню карнавала, с него достаточно – уже наполовину ослеп и полностью оглох. Остановился он в «Англетере». Из Ист-Честера выехал около недели назад. У него с собой письма для всех, но он не рискнул пробираться с ними через толпу, побоялся, что ему обчистят карманы. Мисс Монро жива-здорова, только беспокоится, почему от Элеоноры давно нет вестей. Должно быть, паромы одинаково нерегулярно ходят в оба конца: все их английские друзья заждались писем из Рима. Далее последовали вполне заслуженные нападки на римскую почту и подозрения по адресу итальянских слуг – возможно, они не всегда своевременно относят в почтовое отделение письма англичан. Слова каноника звучали весьма обнадеживающе, но в его манере миссис Форбс почудилась странная натянутость и раз или два, отвечая Элеоноре, он слегка замялся. Впрочем, миссис Форбс не была уверена: сумерки сгущались, скрадывая любое выражение на лицах. К тому же в маленькой тесной комнате разговор постоянно прерывался внезапными возгласами сестер – то кто-то взмахнет платком у тебя перед носом, то непонятно откуда налетит сквозняк, то чья-то невидимая рука просунет в дверь гасильник на длинной палке: не успеешь зажечь свечу, как она погаснет.
– Идемте к нам, – сказала канонику миссис Форбс. – Я смогу предложить вам только чай да холодное мясо – кухарка ушла на праздник, так тут заведено: веселятся все без исключения. Но такие мелочи, как скудный провиант, – не повод расставаться со старым другом.
– Благодарю! Если бы не ваше любезное приглашение, я сам напросился бы к вам в гости.
Когда они прибыли в апартаменты на улице Бабуино (по дороге каноник Ливингстон заглянул в гостиницу за письмами), миссис Форбс утвердилась в своем предположении: он явно готовился сообщить Элеоноре что-то важное и не слишком приятное, неспроста он был так хмур и рассеян, пока ожидал ее возвращения в гостиной – она на минуту вышла избавиться от верхней одежды. Завидев ее в дверях, он прервал разговор с миссис Форбс и пошел ей навстречу. Прежде чем вручить Элеоноре адресованные ей письма, каноник Ливингстон отвел ее к самому дальнему окну.
– Судя по тому, что вы говорили давеча на балконе, в последнее время вы не получали писем из дому?
– Нет! – подтвердила она, испуганно вздрогнув невесть почему.
– Вот и мисс Монро давно ничего от вас не слышала, как и еще кое-кто, у кого есть дело до вас. Ваш агент… забыл его имя.
– Мой агент! Что-то стряслось, мистер Ливингстон? Скажите мне… Я должна знать. Я знала, что это случится… Говорите же! – Она рухнула на стул, побелев как полотно.
– Милая мисс Уилкинс, боюсь, новость действительно не из приятных, но все не так страшно, как вы себе вообразили. Все ваши друзья вполне здоровы, вот только один из старых слуг…
– Говорите прямо! – потребовала она и, заметив его колебание, наклонилась к нему и схватила его за руку.
– Арестован по обвинению в убийстве. О боже! Миссис Форбс, скорее!
Элеонора лишилась чувств, всей тяжестью повиснув на руке, в которую вцепилась. Очнулась она уже на своей постели, полураздетая; кто-то поил ее чаем с ложечки.
– Мне нужно встать, – простонала она. – Мне нужно домой!
– Вам нужно лежать и не двигаться, – распорядилась миссис Форбс.
– Вы не понимаете. Мне нужно домой, – повторила Элеонора и попыталась сесть, но мгновенно рухнула навзничь. Помолчав и собравшись с мыслями, она шепотом попросила: – Вы не дадите мне немного мяса? И глоток вина? – Ей принесли мяса и вина; она, давясь, поела. – Теперь, прошу, принесите мне письма – и оставьте меня. После я хотела бы поговорить с каноником Ливингстоном. Задержите его, пожалуйста. Я скоро… Думаю, полчаса мне хватит. Теперь оставьте меня.
В ее тоне звучала надрывная резкость, и миссис Форбс не на шутку встревожилась, однако рассудила, что сейчас Элеоноре лучше не перечить.
Ей принесли письма, установили лампы, чтобы она могла читать, не отрывая головы от подушки, и оставили одну. Элеонора спустила ноги на пол и встала, пошатываясь: перед глазами у нее все завертелось. Она обхватила голову руками и уставилась мутным взором в одну точку, словно сраженная ужасным видением. Но через несколько минут она решительно села и начала читать. Да, так и есть: какие-то письма не дошли до нее. Некоторые, посланные с оказией, застряли в пути дольше, чем рассчитывали отправители, и до сих пор еще не прибыли в Рим. Другие, посланные по почте, стали жертвами штормов и внезапного снегопада. (Напомним, что в те дни железнодорожного сообщения между Лионом и Марселем еще не существовало: работа почты, так же как и передвижение путешественников, целиком зависела от капризов погоды.) В результате многое из того, что мисс Монро полагала уже известным Элеоноре, таковым отнюдь не являлось, и Элеонора могла строить догадки, лишь сводя воедино содержание всех писем, оказавшихся у нее в руках: одно от мистера Джонсона, одно от мистера Брауна и одно от мисс Монро. Разумеется, последнее из упомянутых было прочитано первым. В нем мисс Монро рассказывала, в какой шок повергло ее известие о том, что при прокладке новой линии железнодорожных путей от Хэмли до ближайшей станции рабочие обнаружили труп мистера Данстера, наспех зарытый в землю много лет назад; покойника опознали не только по одежде, но и по таким нетронутым тлением личным вещам, как часы и печать с инициалами. Шок испытали все без исключения, но больше всех Осбалдистоны – когда к находкам прибавился ветеринарный ланцет с выгравированным на рукояти именем «Эйбрахам Диксон». Далее говорилось, что за несколько недель до скандальной новости мистер Осбалдистон отрядил Диксона в Ирландию на лошадиную ярмарку, где его лягнула какая-то норовистая кобыла, копытом сломав ему ногу, и когда судебные исполнители в Трали пришли за ним, он едва мог сделать шаг.
Дочитав до этого места, Элеонора пронзительно вскрикнула и в голос застонала:
– Ах, Диксон, Диксон!.. А я тут развлекаюсь как ни в чем не бывало!