– У меня был такой ритуал. Каждое утро, когда ты уходил на работу, я шла в молитвенную кладовку и благословляла ребенка. Сегодня я первый раз пропустила. Я проспала, и Надин…
– Элли, это не твоя вина.
– Моя.
– Это необъяснимое природное явление. Не вини себя. Ты не могла этому помешать. Даже молитвой. – Он обнял ее, и она рыдала ему в плечо, пока в ней еще оставалась хоть капля слез.
Глава 7
Ультиматум
Руби
К началу августа мы так и не нашли решения для моей растущей проблемы. Мы с тетей Мари сделали перерыв и перестали об этом разговаривать, будто наше молчание могло заставить проблему исчезнуть. Она еще пару раз приносила домой снадобья, которые, как предполагалось, должны заставить яйцо извергнуться, но меня от них просто тошнило. Если я правильно посчитала, срок у меня был почти пятнадцать недель. Время для того, чтобы все исправить, почти закончилось.
В Филадельфии на три дня воцарилась жара, и как бы я ни пыталась остыть, кожа у меня вечно была влажная. У меня внутри будто все сварилось. Чтобы избавиться от ощущения влажной липкости, мужчины в нашем квартале гаечным ключом отвинтили тугую крышечку с гидранта. Для половины квартала пробежка под струей воды сходила за купание. Большинство бассейнов в Филадельфии предназначались только для белых, и даже в те редкие моменты, когда спасатели пускали нас поплавать, надо было следить, не высыпали ли они гвозди на дно или не добавили ли в воду кислоту или отбеливатель, чтобы нас отвадить. Про это ходили просто ужасные слухи.
Я стояла у окна, надеясь почувствовать ветерок. Внизу визжали дети в обрезанных джинсах, шлепая босыми ногами по черному гудрону. Пот скапливался у меня между тяжелыми грудями, стекал по позвоночнику.
– Давай-ка сыграем в джин рамми прежде, чем я уйду на работу. Разобью тебя в хлам, – заявила тетя Мари. Она сидела на тахте в растянутом лифчике и выцветшем комбинезоне и тасовала колоду карт.
– Ты хочешь сказать, дашь мне тебя разбить.
– Это я тебя научила играть!
– И ученик превзошел учителя.
– Не болтай чепухи, – ухмыльнулась она, раздавая карты.
Я уселась на тощенькую подушку на полу и принялась раскладывать свои пять карт по мастям, как вдруг в дверь постучали. Стук был настойчивый, как у полицейских. Тетя Мари сунула руку под тахту, чтобы проверить, на месте ли ее двадцать второй калибр, потом тяжело поднялась на ноги, подошла к двери и выглянула в глазок.
Обернувшись, я с изумлением увидела, как в дверь спокойно входит мать Шимми. Каждый волосок у нее на голове лежал гладко, ни на юбке-карандаше, ни на трикотажной блузке не было ни морщинки. Хотя все мы плавились от жары, она сложила руки перед собой, не снимая кружевных перчаток.
– Миссис Шапиро. Квартплата только в конце недели. – Тетя Мари выпятила бедро.
– Прошу прощения за вторжение, – отозвалась миссис Шапиро. Я видела, как она обвела глазами комнату. Выцветшие простыни, приколотые кнопками к окну вместо занавесок, облупившаяся краска на стенах, трещины в деревянном полу, в которых грязь начинала застревать через секунду после уборки, наши стираные трусы и лифчики, сушившиеся на спинках разномастных кухонных стульев и больше похожие на тряпки. Я только сейчас заметила, что в комнате до сих пор пахнет вчерашним ужином, жареной рыбой и окрой, а из крана, который мистер Шапиро так и не починил, подтекает вода. Невозможно представить, насколько жалкой выглядела наша жизнь под острым взглядом миссис Шапиро.
– Я быстро.