Дом Евы

22
18
20
22
24
26
28
30

Запах разнесся по всей комнате, и она порадовалась, что мужей на роды не пускают. Медсестра быстро ее обтерла.

– Еще раз, – скомандовал доктор Эйвери. – Когда почувствуете спазм, тужьтесь ему в такт.

Она отказалась от морфина, который должен был облегчить ей боль. Она заслуживала наказания, хотела до капельки прочувствовать все возможные страдания, выталкивая из себя ребенка, которого не сможет забрать домой. Элинор напряглась и заскрежетала зубами, пока наконец не почувствовала, как между ног течет вода. От ошеломляющей боли внутри все свело.

– Еще раз, – велел ей доктор Эйвери.

У нее вырвался утробный рык, а потом она почувствовала, как из нее выскользнуло что‐то крошечное.

Никакого плача. В комнате стояла мертвая тишина.

Покопавшись у нее между ногами, доктор Эйвери протянул сестре безжизненный комочек, и та быстро завернула его в одеяло. Но Элинор все же успела разглядеть крошечную фиолетовую ступню, совсем уже сформированную, с пальчиками и ноготками.

– Подождите! – слабо позвала она, но сестра повернулась к ней спиной и вышла из комнаты.

– Отдохните. Вы хорошо справились, – сказал доктор Эйвери и вышел, закрыв за собой дверь.

Как можно хорошо справиться с родами мертвого ребенка?

Вторая медсестра протерла у нее между ногами влажной тряпкой.

– Мэм, нам нужно извлечь плаценту.

Элинор собрала остатки сил и больше десяти минут тужилась и кряхтела от боли, пока не появилась плацента. Она показалась ей больше только что рожденного ребенка.

Сестра положила у нее между ногами марлевые салфетки, чтобы остановить кровотечение, а потом протянула Элинор две таблетки и бумажный стаканчик с водой.

– Так вы лучше себя почувствуете.

– Где мой муж? И куда забрали моего ребенка?

– Отдыхайте, миссис Прайд. Я его скоро пришлю.

У Элинор больше не было сил. Она проглотила таблетки и порадовалась тому, что они над ней сжалились и подействовали почти сразу.

Когда она пришла в себя, в комнате было темно. Элинор огляделась, потом потрогала живот. Ей очень хотелось пить. Она поводила во рту языком, потом прошептала:

– Где мой ребенок?