– Ну, у нее уже был переход, она отдала ребенка и теперь отрабатывает свой долг в прачечной. Нам всем положено отрабатывать. Некоторые задерживаются дольше прочих.
– Я этого не знала.
– Тебе многого не говорят прежде, чем запереть тебя в Пряничном домике.
Я озадаченно поглядела на нее.
– Так мы это место называем. Звучит приятнее, чем Дом Магдалины для незамужних шлюх, правда?
Воскресным утром мы собрались в гостиной, и нам провели церковную службу. После целого часа проповеди у нас было свободное время. Я потратила его на то, чтобы нарисовать тянущиеся ко мне руки Шимми. Я соскучилась по нему и по тете Мари тоже. Мне отчаянно хотелось оказаться дома, рядом с ней.
Во время утренней молитвы в понедельник пришла молодая монашка с наплечной сумкой. На ней было черное платье-сарафан поверх белой блузки и легкое монашеское покрывало, колыхавшееся за спиной. Здороваясь с ней, некоторые девушки называли ее сестричкой Бетани. Она не жила в Пряничном домике, но с понедельника по пятницу вела у нас уроки, как рассказала мне Баблс. Позавтракав комковатой овсянкой, мы пошли в классную комнату и выстроились у доски.
– Добро пожаловать, Руби. – Сестричка Бетани представилась и пожала мою руку. – У нас циклическое расписание, сегодня урок шитья. У тебя есть какой‐то опыт?
– Совсем небольшой, – призналась я. До того, как Нини ослепла, она брала домой шитье и научила меня вдевать нитку в иголку и штопать носки.
Нам раздали маленькие швейные наборы и корзинки с кусками разных тканей. Сестричка Бетани показала простой подрубочный шов, мы пытались его воспроизвести, а она ходила по классу и проверяла, как у нас получается. Когда занятия закончились, нам подали на обед водянистый куриный суп с лапшой. После обеда выделялось два часа на домашние задания. Сестричка Бетани ходила по дому и смотрела, не нужна ли кому‐то помощь. Девушки, не учившиеся в школе, в это время читали, вязали или шили. Закончив, мы занялись работой по дому, какая кому была выделена. Мне мать Маргарет поручила сортировать и распределять почту. Я озадаченно встряхнула головой, пытаясь разобраться, но тут ко мне подошла фарфоровая девушка.
– Я покажу тебе, как это делается. Я этим занималась, пока меня не перевели на учет специй и приправ в кухне.
– Под специями ты, наверное, имеешь в виду картонки и контейнеры: я никогда еще такой пресной еды не ела, – усмехнулась я.
Девушку эту звали Клара. Я ее узнала – та самая, с веснушками, которая чистила картошку и улыбнулась мне, когда я приехала в пятницу.
Клара была худая как палка, с жидкими каштановыми волосами. Ее живот на крошечном теле казался ужасно несоразмерным, будто она засунула под блузу пляжный мяч.
– Письма мы собираем по понедельникам. Потом складываем их в коробку и отправляем на адрес в Рэли, Северная Каролина. Там письма перекладывают в новые конверты и наклеивают марки.
– Почему так сложно?
Она прошептала:
– Тут все делается в секрете. Они очень стараются скрыть наши личности, чтобы никто не знал о совершенных нами грехах. – Губы ее дрожали, но она заставила себя улыбнуться. – Поняла?
– Да.
Она протянула мне маленькую коричневую коробочку.