– Мы с Реем будем вместе растить его дочек. Так будет правильно, я знаю.
Я поцеловала малышку в лобик, последний раз вдохнув ее сладкий запах. Гертруда открыла дверь, и они исчезли.
Глава 9
Рассказывая байки
Элинор
Элинор не была на девятом месяце беременности, но если бы была, ребенок у нее сейчас был бы размером с дыню, килограмма два – два с половиной. На этой стадии она иногда видела бы тычущиеся изнутри ее живота ручки и ножки младенца. Она бы периодически пускала газы, так что ей приходилось бы сильно смущаться, особенно перед Уильямом. В Вашингтоне в ноябре было холодно и уже появился лед, так что на прогулке приходилось бы быть поосторожнее – у нее бы изменился центр тяжести. Еще два пункта в длинном списке симптомов беременности из книги «Будущая мать» Элинор специально изображать не требовалось, они у нее и так были – бессонница и тревога.
Иногда, когда ей было особенно одиноко, Элинор гадала, стоило ли действительно принимать такие чрезвычайные меры, чтобы в их жизни появился ребенок, и действительно ли нужно скрывать усыновление. Может, в кругу Прайдов она выглядела бы героиней, которая спасла ребенка от незамужней матери? Законодательница новой моды, а не бесплодная женщина, растящая незаконного ребенка.
На самом деле Элинор просто не знала никого, у кого были бы усыновленные дети. Сама эта идея до встречи с матерью Маргарет не приходила ей в голову. В ее детстве дети просто приезжали с Юга пожить с тетей или бабушкой и так и не уезжали. Или бездетная замужняя женщина исчезала на сезон, а потом появлялась в церкви с младенцем. Вопросов никто не задавал, но за закрытыми дверями люди перешептывались. Элинор не могла вынести, чтобы о ней перешептывались еще и по этому поводу. Хватит с нее и разговоров о бедной девушке из рабочего городка Элирии, которую спас галантный Уильям Прайд, или что там о ней говорили Прайды и их друзья.
Дом матери Маргарет был в основном для белых женщин. Те немногие негритянки, которых туда принимали, должно быть, имели на это средства. Элинор много думала об этих незамужних девушках. Откуда они родом? Был ли у них выбор, отдавать детей или нет? Было ли их сердце разбито, или они охотно отдали малышей? Если честно, ей хотелось туда съездить, поглядеть на дом, в котором зреет ее ребенок. Но Элинор боялась, что жизнь этих девушек окажется не такой приятной, как изображала мать Маргарет, и как ей тогда с этим жить? Тем не менее, пока она сидела взаперти, у нее было много времени для фантазий об этом доме.
Про себя Элинор называла приют матери Маргарет домом Евы. Той Евы, что с Адамом, праматери всех живых. Она пыталась представить, как выглядит ее Ева. Высокая или маленькая, с длинными волосами или стриженая? Высоко у нее ребенок лежит или низко? И еще вопрос, который беспокоил Элинор больше всего, – хочет ли Ева отдать ребенка Уильяму и Элинор, чтобы они его любили и заботились о нем, мечтает ли получить второй шанс, как говорила мать Маргарет, или это все пустая болтовня?
Был понедельник перед Днем благодарения, а на вечеринку в честь помолвки Теодора Уильям собирался уехать во вторник после обеда. Все выходные он обещал ей, что придет пораньше, что перед отъездом проведет с ней побольше времени, но каждый день звонил, что задержится. Сегодня у него была смена в отделении скорой помощи, и туда привезли двух детей, серьезно пострадавших от собачьих укусов, так что он не знал, когда будет дома.
В Огайо Элинор росла без братьев и сестер и привыкла сидеть дома одна. Родители все время работали, и ей пришлось научиться самостоятельности. Но сейчас все было по-другому. Элинор чувствовала себя не самостоятельной, а изолированной. Говард закрылся на каникулы, так что у нее не было курсовых или дел для библиотеки, которые бы ее отвлекли.
Чтобы убить время, она отмыла до блеска каждый сантиметр всех комнат в доме. Когда она закончила, на мебели и на полу не осталось ни следа пыли. Кухня и обе ванные пахли чистящим средством, а все чистое белье она сложила и убрала на место. И все равно день был слишком долгий.
Зазвонил телефон, и Элинор выдохнула с облегчением. Она бросилась в кабинет и сняла трубку.
– Здравствуй, милая. – Треск, помехи.
– Мама! – радостно воскликнула Элинор, услышав голос матери.
– Как дела?
– Да ничего. – Она устроилась на кушетке, поджав под себя ноги.
– Ребенок шевелится? Фрукты-овощи ешь?
– Да, куролесит вовсю, – ответила она, потом описала несколько симптомов этой стадии беременности, которые вычитала в книге. В телефоне опять затрещало, и большую часть сказанного пришлось повторить. Пока Элинор болтала о состоянии своего здоровья, у нее ныло в животе от чувства вины. Она ненавидела врать матери и уговаривала себя, что это все для блага самой же Лоррейн.