– Не люблю приносить плохие новости, но пару дней назад умерла от сердечного приступа сестра Прайор. В церкви все вне себя от горя. Ты же знаешь, она всем нам была как мать.
Элинор схватилась за грудь. Из нее словно дух вышибло.
– Ох, мама, мне так жаль.
Сестра Прайор сидела с Элинор, когда та была слишком мала для школы. Элинор любила вспоминать, как они с ней ели персиковый коблер и слушали по радио мыльные оперы.
– Вот бы ты приехала на похороны. Я по тебе соскучилась, и очень хочется погладить малыша у тебя в животе.
– Мне тоже хочется, мама, но врач говорит, что в моем состоянии нельзя путешествовать. Я даже из дома уже не выхожу, просто сижу и жду, – сказала она сквозь треск помех.
– Ну, так, наверное, будет лучше. Осторожность прежде всего, особенно с твоим прошлым.
Элинор передернуло.
– Ты права.
– Ну, может, тогда я приеду тебя повидать.
Элинор слышала по голосу матери, как ей этого хочется. Ей и самой не терпелось повидать мать, хотелось, чтобы та расчесала ей волосы и испекла бисквитный торт, чтобы можно было положить голову ей на колени.
– Мама, мы же договорились, что тебе лучше приехать после того, как ребенок в январе родится. Тогда ты мне по-настоящему понадобишься. И сможешь остаться на подольше. Мы сейчас живем на стройке – ребенку делают детскую.
– И притом младенец ничего этого помнить не будет.
– Ну, Роуз настаивала, а я хочу поддерживать с ней хорошие отношения.
Мать поцокала языком.
– Она все еще тебя донимает?
Элинор не хотела напряжения между своими родителями и родителями мужа, поэтому снова соврала:
– Нет, она изрядно успокоилась.
– Ну ладно, я тебе позвонила так поздно, потому что тарифы ниже, но звонок все равно не бесплатный. Пойду-ка проверю, как там яблочные пироги в печи.
Элинор ужасно хотелось рассказать матери всю правду. Вместо этого они попрощались, но Элинор еще долго держала трубку в руках, хотя телефон и сигналил, напоминая, что ее нужно положить на место.