– Они, наверное, считают, что все негры – люди второго класса.
– Его жизнь оборвалась, потому что он был негром… В больнице была плазма, но с пометкой «только для белых», – добавил Уильям, когда Дон Ширли закончил петь и поклонился публике.
По залу фланировали официанты с корзинками для сбора пожертвований. На сцену вышел Дюк Эллингтон, а за ним его оркестр из двенадцати человек. Они играли, пока подавали обед. Именно к моменту обеда Элинор и Уильяму полагалось уйти. Роуз, сидевшая на другой стороне стола, посмотрела на Элинор и кивнула.
– Думаю, мне придется отпроситься. Ребенок что‐то плохо на мне сказывается.
– Ох, Элинор, мы понимаем. Мы все были в таком положении, – сказала подруга Роуз, имя которой Элинор забыла.
– Ладно, тогда пойдем, – сказал Уильям и положил салфетку.
– Ой, сынок, так жаль будет, если ты не поздороваешься с Минни Дрю и не пообщаешься с родными. Льюис с нашей машиной ждет снаружи, он может отвезти Элинор домой. Я уверена, она не будет возражать, – сказала Роуз легкомысленным тоном.
Об этом они не договаривались. Все гости за столом посмотрели на Элинор. Ей хотелось, чтобы Уильям поехал с ней домой – они уже давно не были вместе вдвоем. Но как она могла публично возражать Роуз? Элинор попала в ловушку.
– Дорогой, твоя мать права. Я приеду домой и сразу лягу. А ты оставайся, отдохни и пообщайся с друзьями. Увидимся позже.
– Ты уверена? – спросил он, и Элинор показалось, что она разглядела облегчение, мелькнувшее у него на лице.
– Конечно. – Элинор взяла его за руку и позволила помочь ей подняться. Когда они выходили, Элинор подняла голову и увидела, что навстречу им плывет не кто иной, как Грета Хепберн в облегающем платье.
Домой Уильям пришел поздно, и Элинор почувствовала запах бренди – наверняка он после обеда пил его у барной стойки с остальными мужчинами. Уильям потянулся к ней, но она отодвинулась и глубже зарылась в подушку, делая вид, что спит. Элинор уже и не помнила, когда они последний раз занимались любовью, но слишком разозлилась, чтобы чувствовать возбуждение. Уильям не стал настаивать и перекатился на свою сторону кровати. Когда Элинор услышала, как он храпит, то открыла глаза и уставилась в потолок, думая о том, почему он не постарался поактивнее добиться от нее ласки. Потом она перевела взгляд на мужа и стала наблюдать, как вздымается и опадает его грудь.
Глава 8
Молчание агнцев
Руби
Свой семнадцатый день рождения я встретила с натертыми коленями, отмывая полы и раскаиваясь в своих грехах. После ужина мы смотрели фильм, который назывался «Приходи в конюшню» – комедийную драму про то, как две французские монашки приехали в маленький городок в Новой Англии и убедили жителей помочь им построить детскую больницу. Это было лучше, чем ничего. У Гертруды, прыщавой бессрочницы, которой поручено было делать попкорн, он очень удачно закончился, как раз когда дошло до нас, девушек с чердака.
Перед тем, как нас отправили спать, на круглый обеденный стол поставили шоколадный торт со свечками, а потом – это меня совсем потрясло – кухонная сестра Кэтлин предложила всем спеть мне «С днем рожденья тебя». Это было самое приятное, что со мной случилось с момента прибытия в Пряничный домик, и самое вкусное, чем меня угощали. Когда мы поднялись наверх, я надела ночную рубашку, чувствуя себя довольной.
Я лежала в кровати, держа поздравительную открытку от тети Мари, и тут ребенок толкнулся ножкой. Интересно, думает ли обо мне сейчас Шимми? Он хоть помнит, что у меня день рождения семнадцатого ноября? С момента моего приезда сюда он прислал мне три письма, но они лежали запечатанные на дне моего ящика в комоде. Я знала только один способ справиться с ситуацией – полностью забыть о нем, и до сегодняшнего дня у меня неплохо получалось. А сегодня мне весь день хотелось, чтобы он кормил меня с руки кренделем в шоколаде, хотелось почувствовать сладкий запах нашего укромного места в кладовке за кондитерской, услышать его голос, почувствовать, как он перебирает мне волосы.
Я лежала и мечтала, но тут Баблс резко вскочила на ноги. Свет она включила ровно в тот момент, когда между ног у нее хлынула на пол жидкость.
– Ты что, писаешься? – Лоретта в ужасе отшатнулась.