Та пожала плечами.
Долгая-долгая пауза растянулась до самого леса и в сугробе увязла.
– Умываться идем, – почти приказал Игорь.
Ольга не выполнила этот приказ.
– Ладно, – выдохнул Игорь.
– Ладно, – повторила.
Прошел в уборную, зажег там свет и заверещал:
– Твою ж мать! Ты зачем его сюда притащила?
Ольга устало поднялась, пробрела к уборной, глянула внутрь.
Рядом с туалетной дырой, прислонившись к заиндевелой стене, сидел мертвец. Сидел ровно, руки вдоль тела, лишь голову опустил, будто уснул ненадолго. Казалось, что мертвец влез сквозь туалетную дыру.
И устал.
И присел отдохнуть.
Но дыра не столь велика. Можно ли через нее втащиться? А больше лазеек нет.
Игорь продолжал орать:
– Как он здесь оказался?
Вроде бы обвинял Ольгу, но понимал, что она здесь ни при чем, она сидела весь вечер напротив него, пила чай, ела «Роллтон».
Чертовщина какая-то!
Ольга обмерла. Про такое говорят «потеряла дар речи», но и все остальные дары – дышать, смотреть, думать, слышать – она тоже утратила. Ольга на себе почувствовала, как легкие отказываются работать, воздух в них поступает урывками, ничтожными дозами, иногда и вовсе задерживается, как при удушье. В глазах стояла пелена, то ли от слез, то ли от нежелания видеть труп. Голова перестала соображать, из всех возможных мыслей сплошное «ааааааааааааааааааааааааааааааааааа».
Игорь что-то говорил, говорил, говорил, кричал, кричал, кричал, но не разобрать ни слова.
Аааааааааааааааааааааааааааааааааааааааааааааааааааааааааааааааааааааааааааааааааааааа.