Тень Галена

– Я не знаю – земля в качестве лекарства… выглядит это сомнительно. Я, конечно, видел как некоторые люди, прежде чем отправиться в путь и надолго покинуть родные края…

– Брали с собой кусочек родной земли, в холщевом мешочке, прижимая к сердцу, в моменты, когда ностальгия звала их домой – Гален откровенно передразнил меня.

– Я имею в виду нечто совершенно другое! Я видел, однажды, как Нумезиан дал этих печатей паре своих пациентов. Одному, насколько не подводит меня память, не посчастливилось полакомиться морским зайцем – а всем известно, как ядовит этот моллюск. Ну а второй – одним богам ведомо как, проглотил кантариду. Довольно отвратительный жук, надо заметить и тоже очень ядовитый. И что же ты думаешь, Квинт? Обоих вырвало и никаких симптомов отравления не проявилось, хотя яд внутрь их тел попал совершенно точно!

Волны качали корабль и я сам ощутил, что меня вот-вот вырвет, но постепенно начинал привыкать к этой гнусной особенности морских путешествий.

– Один заезжий лекарь, которому я, впрочем, никогда не решился бы доверять, даже утверждал, что лечил этими печатями бешенство, растворяя в вине и накладывая на рану вместе с крепким уксусом. Но это, кажется мне, уже несколько чересчур. А еще, я находил пару свитков о пользе лемносской земли даже при чуме! Одним словом, невероятно полезными дары этого острова получаются, надо проверить на собственном опыте… – Гален задумчиво почесал затылок.

Его темные, вьющиеся волосы трепал ветер.

Надо написать, пожалуй, пару слов и о нашем новом спутнике. Имея несколько дней, чтобы хоть чуть-чуть оправиться, юноша с раной на стопе, все еще угрюмый и нелюдимый, пошел на поправку, хотя и не мог передвигаться без помощи Евсея с Полидором. Они же, впрочем, разглядев в поступке Галена, своего хозяина, в очередной раз проявленную добросердечность к своему бесправному сословию – готовы были помогать новому соседу вполне искренне и охотно.

Имя и пару любопытных деталей нам, впрочем, удалось выпытать после нескольких ночей на корабле, когда смена обстановки и удаленность от острова, оказавшегося для юноши прижизненным путешествием в Гадес, сыграли свою благотворную роль в успокоении его травмированного ума.

Киар – так его звали.

Однако, нам с Галеном быстро стало ясно, что на латыни он разбирает совсем немного, на греческом вовсе ни слова, а язык жестов – пожалуй, универсальный для всех людей – дал нам понять лишь самое основное. Ясно было одно – Киару страшно не повезло.

Алчный и осторожный вождь их племени увидел в нем, и паре других невезучих парнях, возможных конкурентов на свое первенство и отдал приказ лояльным себе бойцам оглушить и скрутить их. Едва они пришли в себя – дом был уже далеко, руки и ноги стянуты крепкими веревками. А на другой день свои же соотечественники уже продали их римским солдатам, как дешёвых рабов. Многие головы кружили легкость денег, которые можно было нажить на торговле человеческим товаром. Если же попутно можно было решить и другие проблемы – пространства для сомнений не оставалось вовсе.

Потом кандалы, за ними долгая, казавшаяся бесконечной дорога через разные города. Порт – вонючий темный трюм – слившиеся воедино дни и ночи, в голоде и грязи переполненных людьми клеток. Караваны жизней и судеб, равнодушно шествующие через всю империю. Киар болел, не всегда оставался в сознании, а потом, и сам уже не помнит как – оказался на руднике.

Мне, и, тем более, Галену, совсем не сложно было догадаться, что не стоит слишком усердствовать с расспросами раздавленного судьбой юноши. Так что мы вскоре оставили Киара в покое и предались собственным изысканиям.

Я подумал тогда, что уйдет, должно быть, немало времени, прежде чем кровоточащие раны на его душе зарубцуются и, пусть он оставался рабом – было ясно, что Киар осознавал смысл всего, что произошло с ним за последние недели. И то, что заносчивый богатый грек спас его от столь же незавидной, сколь и скорой смерти в шахте, было ясно его варварскому уму так же, как и любому другому.

Я, кажется, стал привыкать к воде все больше и, перегнувшись через борт, уже не звал Нептуна так часто, как раньше. Вдобавок, путь от Кипра до Лемноса оказался много длиннее всех преодоленных до того момента расстояний.

Миновав Родос, Кос и Лесбос, а также множество других островов, названия не всех из которых я удержал в памяти, следующие несколько недель мы провели в созерцании бесконечной синей глади, пенными барашками разбивающейся о киль.

В моменты вдохновения Гален записывал разные мысли и наблюдения, о медицине, конечно. Также он дал мне прочесть несколько своих работ, посвященных анатомии.

– Тебе все это в самом скором времени весьма пригодится – заговорщицки пообещал тогда он.

Взглянув на свиток с пугающе детальной зарисовкой, демонстрирующей внутренности вскрытой свиньи, мне едва не пришлось снова бежать к борту. Но мало-помалу, я начинал привыкать к экстравагантной откровенности анатомов, а мой дух, или что там в этом участвует, становился все закаленнее.

***