Тут и там происходят бесчинства перепуганной толпы, писал Гален. Многие аристократы бежали. Контроль над Азией, столь близко находящейся к местам вторжения парфян, всерьез пошатнулся. Разгоралась паника.
Пристроив нуждавшихся родственников и друзей на корабли, отправлявшиеся в безопасные гавани, сам Гален собрал все необходимое и выдвинулся в Рим.
Я держал в руках папирус, исписанный почерком учителя, выдававшим его спешку и волнение. На нижней кромке зияло выразительное пятно, словно он случайно разлил чернила и край папируса угодил прямо в лужицу. Имей Гален достаточно времени, он бы, конечно, переписал все на чистом. Зная его педантичность – это было лишним доказательством серьезности ситуации и той вынужденной спешки, что была спутницей всех принятых решений.
«Друг и ученик мой, Квинт!
Если твои намерения к совершенствованию в нашем искусстве так же крепки, как и прежде – я буду ждать тебя в Риме, к концу третьего месяца осени. Направляюсь по суше, через Фракию и Македонию. Не сочти безумцем – обстоятельства складываются так, что решение это наиболее разумно. Кроме того, ты ведь знаешь – желание собрать побольше полезных для работы трав и ингредиентов никогда не покидало меня прежде – не покинуло и сейчас. Основную часть пути рассчитываю проделать по Via Egnatia.
P.S Квинт, если решишь задержаться с семьей, в Александрии – я пойму. Пусть боги помогут тебе в любых решениях.
Гален»
Я отложил свиток и тяжело вздохнул. Шум Александрийских улиц за окном нашего дома, совмещенного с лавкой отца, казался таким же, как и прежде. Разбитые легионы, бросающиеся на меч наместники и городские беспорядки – все это было где-то там, далеко-далеко. Однако, где бы ни происходили события – как и всей Империи, они касались меня самым чувствительным образом.
Тепло принятый семьей обратно, я искренне радовался, что отец гордился мной. Старший брат Луций крепко пожал мне руку. Зрение все чаще подводило отца и брат теперь взял на себя почти все управление семейным делом, так что с головой погрузился в заботы.
Второй мой брат, Гней, пару лет назад уехал обучаться риторике и другим премудростям в Анций. Там у отца был старый знакомый, любезно согласившийся принять пытливого юношу. Мечтой его стали публичные выступления в суде и, как рассказывал хохоча отец, Гней зачитывался Цицероном все время до отъезда и по вечерам произносил знаменитые речи так рьяно, что теперь даже юная Гельвия могла бы процитировать парочку на память.
Ну а сама Гельвия, моя младшая сестренка – эта хитрая нимфа со смехом бросалась мне на шею и упорно звала Эскулапом[21] – римским братом Асклепия у греков. Признаюсь, впервые за ужином услышав из ее уст такое сравнение, я густо залился краской, на потеху всего нашего небольшого семейства.
Семья – как много тепла и радости в этом слове. Как дороги они все моим сердцу и памяти. Сейчас, когда почти полвека спустя я пишу эти строки, никого из них уже нет на свете. Боги отмерили мне больше, чем моим родным, и лишь им одним известно, для каких деяний.
Но тогда, в ту раннюю пору, когда мне шел лишь двадцать пятый год, я беззаботно и искренне радовался своим первым успехам и, вскоре после письма Галена, принял важнейшее для всей своей дальнейшей жизни решение. Решение, иного которому я не мог себе представить.
Я отправился в Рим.
[1] Сердечная сумка, представляет собой тонкий, но плотный мешок, в котором находится сердце
[2] Звание главного врача города, провинции или другой административной единицы в римской империи. Также звание дворцовых врачей императорской семьи
[3] Парфянская империя – древнее государство, располагавшееся к югу и юго-востоку от Каспийского моря на территориях современных Ирана, Ирака, Афганистана, Туркменистана и Пакистана
[4] Древнегреческий скульптор и архитектор, один из величайших художников периода высокой классики
[5] Древнегреческий живописец
[6] В древнегреческой мифологии воспитатель сына Одиссея Телемаха