Тень Галена

– Меня – узнают – Гален произнес это коротко и твердо. Все присутствующие бросили на самоуверенного мужчину оценивающие взгляды.

Нисколько не смутившись Гален расправил плечи, в ответ рассматривая окружающих.

– Не сомневаюсь, Элий Гален – в конце концов, к службе Асклепию тебя ведь привел сам Никон. Просто знай, что в Риме не будет просто. Вот я, например, сейчас как раз страдаю от какой-то приставучей заразы, терзающей меня уже прискорбно давно. Взялись меня, значит, лечить два лучших врача, возможно всей империи – у них весь сенат, похоже, лечится. Марциан с Антигеном, может слышали. Так вот и что же вы думаете…?

Я отвлекся и не слышал, как Эвдем закончил вводную часть рассказа – во все глаза я смотрел на Галена. Красный цвет равномерно поднялся, охватив все его лицо и исчезнув в темных вьющихся волосах, которые словно бы даже слегка приподнялись. Кулаки его под водой сжались, а глаза метали столь выразительные искры, что я возблагодарил Юпитера, что мы в термах среди воды, а не возле сухостоя в поле. Не миновать бы пожара!

Эвдем снова рассказывал какую-то забавную историю, словно на ходу извлекая их из бездонного колодца памяти.

«К одному врачу пришел пациент и пожаловался - господин врач, всякое утро, как я проснусь, у меня еще полчаса бывает темно в глазах и голова кружится. Как мне, подскажи, избавиться от такой напасти?

А ты, дорогой мой, просыпайся на полчаса позже. Сто сестерциев с тебя!».

Когда раскатистый хохот смолк, а в этот раз вместе со всеми смеялся и Гален – Эвдем заключил:

– Вот таковы и есть все врачи Рима.

– Эвдема мучает лихорадка, появляющаяся ни с того ни с сего в некоторые дни – важным тоном, словно судебный защитник, заговорил Эпиген.

На вид можно было решить, что он на несколько лет младше Галена и Тевтра но, кажется, они были раньше знакомы, а может и учились вместе. Высокий, с глубоко посаженными глазами – в его внешности не было чего-то особенно выразительного. Я запомнил лишь пальцы – очень длинные, словно у музыканта. Вид этих рук говорил, что их обладателю совсем неведом тяжелый физический труд. Вряд ли он сам врач – скорее просто интересуется медициной – я слышал, что это становится все популярнее в кругах римской интеллектуальной элиты, а особенно среди людей с происхождением и средствами.

– Да, ломает, скверно мне приходится, но вот сегодня будто бы и ничего, терпимо – искупаюсь хоть – проворчал Эвдем.

– А когда все это началось? Выезжал ли куда-то из Рима? Проезжал ли мимо болот? Какими были первые ощущения? – Гален накинулся на Эвдема с таким количеством расспросов, что окружающие невольно удивились. Эвдем уже посмеялся над главными авторитетами римской медицины и Гален казался слишком неопытным, чтобы влезать со своими мнениями поверх их веских заключений.

Возможно, в память о дружбе с Никоном, а может и из собственных симпатий Эвдем не остановил Галена, а напротив, помог, отвечая как мог подробно, хотя и был ошарашен не меньше остальных.

В конце концов Гален задумчиво пощупал пульс Эвдема, посетовал, что не знаком с его проявлениями в здоровом состоянии и, спустя некоторое время, изрек – квартановая лихорадка! Следующий приступ случится уже через несколько часов.

– Сначала тебя бросит в жар, а потом пробьет озноб. Руки похолодеют, может быть станет ломать поясницу – Гален разложил Эвдему свои прогнозы так уверенно, будто смотрел в будущее как в развернутый свиток.

Старик завороженно слушал и по глазам я заметил, что ему даже стало тревожно. Блестящей риторикой Эвдем все же перевел разговор в шутку. Сейчас он ощущал себя великолепно и невозможно было предположить, чтобы какая-то пара часов могли изменить состояние столь сильно.

Скоро врачебные тонкости наскучили нашему обществу и, под ироничные истории Эвдема мы отправились остывать в прохладе фригидария.

Больше всего мне запомнилась история про птицу. Словно это было вчера, я помню, как засмеявшись я чуть не поскользнулся на залитом водой мраморе.