– И как теперь с мамой? Сегодня она знает всё?
Хейко раздумывал некоторое время, как будто был не вполне уверен.
– Я думаю, она догадывается. Разумеется, она знает, что я был в тюрьме Штази. Но я никогда не рассказывал ей об участии Ронни в этом деле.
– Почему не рассказывал?
– Потому что пообещал ему и вообще хотел это дело оставить позади. Поэтому я никогда не спрашивал её об измене мне с твоим отцом. Если бы она призвала меня к ответу, я бы её тоже призвал. Но мы закрыли этот котёл крышкой и просто жили нашу жизнь.
Они наложили табу на её прошлое и на моего отца, если не считать нескольких безжалостных уколов. С тем, что они исключают из своей жизни меня как заместителя моего отца, они, видимо, примирились. Или не заметили. Но жаловаться было поздно. Как было, так было.
– И вы счастливы вместе? – спросила я его.
– Да, Ким, мы счастливы. Нашим собственным образом. Хотя дело иногда выглядит иначе. Мы действительно хорошо дополняем друг друга.
– Настоящая беспроигрышная ситуация win-win, – сказала я и подумала о своём отце, как он однажды в кафе-мороженом вдруг обнаружил под мороженым-спагетти ещё и «мясную» фрикадельку в виде шарика шоколадного мороженого и тоже назвал это ситуацией win-win. Две идеи по цене одной. Неслыханное дело.
Хейко Микулла подлил себе вина. Бутылка стояла в охладителе, который он однажды увидел в ресторане Копенгагена и тотчас выкупил его у предприятия. В нём холод исходил из крошечного генератора в донышке ведёрка. Но в итоге оказалась дрянь: ведёрко шумело. И расходовало по четыре батарейки за вечер. И он отказался входить в этот бизнес. Но, может быть, один вид этого охладителя давал ему повод сменить тему разговора, и он снова им воспользовался.
– Кстати, о ситуации win-win. Ты хотела предложить мне какой-то бизнес, говорила вначале.
– Да. – Я распрямилась. – Я понимаю, что нам лучше сохранять дистанцию. И что я, кроме того, плохо закончу школу. И мы ведь никогда не понимали друг друга. Может, ты и не перестанешь меня отторгать.
Тут Хейко Микулла попытался улыбнуться, получилось у него плохо, но я не хотела всё принимать на свой счёт. В конце концов союз из отца, матери и сына, с которым я все эти годы враждовала, обладал чем-то таким, с чем моя борьба не справилась. Никогда не справлялась. Хотя я считала себя злодейкой – в том, что касалось Джеффри, – но я и сама была жертвой террора семьи Микулла, отбракованным элементом. А это было не то, чего я хотела. Это было нечестно. Я была нежеланным ребёнком и без вины оказалась между двух жерновов. Хейко это понимал. Он сжал губы и тихо произнёс сквозь зубы:
– Это верно.
– В любом случае я ухожу добровольно и без скандала, на который вы наверняка настроены. Я буду этого добиваться через школу. И я стану сестрой, какую заслуживает мой брат.
– Окей, – протяжно произнёс Хейко. Как опытный бизнесмен он знал, что это лишь половина сделки. Ему придётся за это заплатить.
– За это я хотела бы, чтобы ты помог папе. На мой взгляд, он уже отбыл своё наказание. Он не получил маму, он не получил меня, и он четырнадцать лет провёл в тюрьме. Можно ведь и так на это посмотреть.
– И что ты надумала?
– Ты выкупишь у него эти маркизы. Все. Полностью. Тогда он выйдет на волю.
– Он этого не сделает. Как ты себе это представляешь? Не могу же я пойти к нему и сказать: старый друг, у тебя такие красивые маркизы, я покупаю у тебя их все. Он расценит это как издёвку. Так, будто я хочу ему показать, что я это просто могу.